Наконец-то эта фальшивая улыбка исчезла. Наконец-то он потерял лицо и стоял будто голый и искал что-нибудь, за что можно было бы ухватиться.
— А что это ты так удивляешься? — К черту все, будь что будет. — Да, я знаю, что ты член партии «Шведских демократов». Я взяла на себя смелость просмотреть список членов партии, и кого же я там увидела? Нашего маленького тайного расиста Хампуса!
— Твою ж мать! — сказал он, и теперь она точно ее видела. Черноту в его глазах.
— Мою мать? Моя мать здесь точно ни при чем. Это
Она не могла сказать, что не была готова.
Но все же была удивлена, когда получила удар кулаком прямо в лицо.
59
К сообщению был приложен ряд фотографий некоторых разворотов одного альбома, который, казалось, был полностью заполнен фотографиями Ингвара и Гертруды Муландер из их путешествия по Берлину. На одной фотографии они стояли рука об руку перед КПП «Чарли», а на другой сидели каждый с кружкой пива в одной из берлинских пивных. Все фотографии были снабжены одинаковой отметкой даты в нижнем краю, как и на снимке в рамке из классического кафе.
У Фабиана самого были похожие фотографии с датировкой в некоторых альбомах, но все они были 70-х и 80-х годов, а не 2007 года. Подавляющее большинство, за исключением, возможно, энтузиастов из фотоклуба «Целлулоид», давно перестали приносить свои пленки на проявку и вставлять фотографии в альбомы. И все же именно так поступил один дотошный криминалист — Муландер.
Это дало ему алиби, которое было почти неоспоримым. По крайней мере, на первый взгляд. Его бы не удивило, если бы вся поездка в Берлин была не чем иным, как одной большой постановкой со стороны Муландера. Эдакий номер иллюзиониста, который на первый взгляд казался вполне правдоподобным, но в общем и целом держался только на дымовых завесах, иллюзиях и громкой музыке.
Как и в случаях со всеми номерами иллюзионистов, речь шла о том, чтобы смотреть в прямо противоположном направлении, а не в том, которое ярко демонстрировал вам выступающий. Поэтому он перенес фотографии из телефона в компьютер, где мог изучить их до мельчайших пикселей на большом мониторе.
Так же, как и на фотографии из кафе, он не увидел никаких явных признаков того, что снимки могли подделать. Как сильно бы он ни увеличивал изображения, он все же не мог не признать, что они были подлинными.
То же самое касалось указаний даты в нижней части белой рамки. При сравнении с его собственными старыми фотографиями датировки выглядели абсолютно такими же. Там были даты с 23 по 26 августа 2007 года, и все дни, включая 24-е, когда произошло убийство, оказались представлены на фотографиях.
Конечно, можно было без особенных усилий поменять дату в настройках фотоаппарата и отправиться в Берлин на выходные до или после тех событий. Но это было маловероятно, потому что тогда Муландеру пришлось бы взять с собой Гертруду и довериться ее способности врать о дате их реальной поездки.
Однако был еще один нюанс, который касался времени. Этот нюанс впервые пришел ему на ум, когда он увеличил изображение из берлинского кафе с зеркальными стенами, мраморными колоннами и великолепными хрустальными люстрами.
Его заинтересовали не Гертруда и Муландер, которые сидели каждый со своей чашкой кофе и яблочным штруделем, а мужчина за маленьким круглым столиком позади них. Вернее, его наручные часы. Стрелки показывали без четверти девять, и, судя по свету и кофейным чашкам, которые расположились на каждом столике вместо бокалов, было утро.
На другом снимке того же дня Гертруда стояла с очками на голове и изучала туристическую карту в чем-то похожем на вестибюль отеля с часами, которые показывали время в Нью-Йорке, Токио и Берлине. Стрелки показывали одиннадцать минут восьмого, судя по всему, это было как раз перед тем, как они пошли в кафе.
Было еще три фотографии от 24 августа. На одной они позировали перед подвергшейся обстрелам церковной башней, которая будто демонстрировала свою разбитую крышу, как напоминание о том, что Вторая мировая война лишь недавно покинула немецкую столицу.