Моцарт и его время

Кто эти люди? Франц Якоб Фрайштедтлер, он же Гаулимаули, — земляк Моцарта, бравший у него уроки композиции в 1786 году. Его имя встречается в письме Моцарта, где описана поездка из Вены в Прагу. В дороге компания развлекалась тем, что придумывала всем забавные прозвища. Жакин получил имя Хинкити-Хонки, Моцарт — Пункититити, Констанца — Шабла-Пумфа, кларнетист Штадлер — Начибиничиби, Фрайштедтлер — Гаулимаули³. Штахельшвайн («Свиная острота») — еще одно прозвище Фрайштедтлера, взятое из небольшого моцартовского наброска карнавального фарса, где этот персонаж получает письмо с сообщением о смерти отца и богатом наследстве^ь. Там же встречается и имя придворного советника Фердинанда фон Скультетти. Генерал-майор Йозеф фон Финта — один из подписчиков на моцартовский абонемент из трех концертов 1784 года^с. Трудно сказать, почему в шуточный канон и сценарий фарса (по-видимому, сочиненный и разыгранный в то же время) попали именно эти персонажи. Наверное, в компании друзей они были объектом подтруниваний и насмешек, как и в случае с тенором Иоганном Непому-ком Пайерлем. Его баварский акцент подтолкнул Моцарта к созданию канона КУ 560а

О ди езеШафег РегеН («О ты, Пайерль, глупый как осел», 1788).

Излишне, наверное, уточнять, что фарсовый характер этих забав в форме канона ни в малейшей мере не сказывался на качестве композиционной техники. Случай, рассказанный Рохлицем, отсылает нас к произведению того же рода, которое, к сожалению, не сохранилось, но описано так детально и наглядно, что позволяет поверить в эту историю и в очередной раз восхититься не знающим границ мастерством Моцарта. Во время визита в Лейпциг (20—23 апреля и 8—17 мая) он несколько раз посетил семью Иоганна Фридриха Долеса, кантора церкви Св. Фомы, ученика И. С. Баха и учителя Рохлица. Когда подошло время прощаться, хозяин попросил Моцарта оставить на память хотя бы строчку, написанную его рукой. Тот потребовал лист нотной бумаги:

> Получив, он разорвал его напополам, сел и стал писать — самое большее пять или шесть минут. Затем он вручил одну половинку листа отцу, а другую сыну. На первом был записан трехголосный канон длинными нотами, без подтекстовки. Мы спели по нотам, канон был превосходный, полный щемящей душу грусти. На втором листке также был трехголосный канон, но записанный восьмушками и тоже без слов. Мы спели и его; канон был веселым и очень потешным. Только после этого заметили, что их можно спеть вместе, и тогда все будет звучать на шесть голосов. Это привело нас в восторг.

— Теперь слова! — сказал Моцарт и написал под нотами на первом листе: ГеЬе( VюИ1, тг зеНп ипз тейег («Прощайте, но мы увидимся вновь), а на втором: Неи11 посН §аг те аде ]УеШег («Ну поревите, как старые

а Письмо от 15 января 1787 г. — Впе/еСА IV. 5. 11.

Ь Текст сценария см.: Впе/еСА IV. $. 167. с Оиптп$А. УоптоП // NМА III, \\$г. 10. 5. XII.

бабы»). Теперь мы должны были пропеть канон вновь, и невозможно описать, что за смехотворное и в то же время глубокое, вплоть до яростной решительности

— а вместе с тем, наверное, возвышеннокомическое — действие он произвел на нас всех. И, если не ошибаюсь, произвел и на самого Моцарта. А затем, с несколько диковатым выражением лица, он внезапно произнес: «АсНеи, дети мои!» — и был таков⁰.