Моцарт и его время

Каким был Моцарт-виртуоз? Ответ на этот вопрос дают в первую очередь клавирные и отчасти скрипичные произведения, то есть те, которые он писал в расчете на собственные силы. Они — главный источник, позволяющий делать вывод о моцартовском исполнительском стиле, хотя, конечно, такая реконструкция не может дать представления о живом процессе. Тем более что для Моцарта, как и для большинства музыкантов XVIII века, органичной составляющей любого исполнения была импровизация — вариаций на заданную тему, прелюдий и фуг, даже целых сонат. Он неоднократно упоминал в письмах, что играл все это на концерте аиа бет Кор/, то есть буквально «из головы». Рох-лиц описывал, как Моцарту довелось импровизировать в собрании не слишком сведущих любителей. Вряд ли история абсолютно достоверна, но все же «путь» моцартовской импровизации, переданный в ней, заслуживает внимания:

> Он по обыкновению начал в медленном темпе, с простой мелодии и еще

более простой гармонии, и лишь постепенно они становились все более интересными, отчасти развиваясь и возвышаясь сами по себе, отчасти, чтобы слушатели не утрачивали интереса. [../В игре Моцарта появился огонь... Потом она стала серьезной и торжественной, появились неожиданные гармонии, напряженные и довольно сложные... Слушатели начали отвлекаться, Моцарт вполголоса их бранил по-итальянски. Но его гнев постепенно улетучивался... Он решил придать своим идеям более галантное направление и под конец перешел к мелодии песенки 1сИ к.1а%е сИг, популярной тогда на всех углах и перекрестках. Он исполнил ее грациозно, варьировал десять или двенадцать раз попеременно то с виртуозным блеском, то в духе нежной чувствительности — и на этом завершил игру¹’.

Если сопоставить рассказ Рохлица с текстами записанных моцар-товских вариаций, то сомнения в его достоверности уменьшаются. Они часто выстроены именно так — от темы с простой мелодией и несложной гармонизацией к усложнению фактуры и виртуозному блеску, к минорной патетике и более изысканной гармонии, наконец, к медленной вариации («более серьезной и торжественной»). На приватном концерте, описанном Рохлицем, Моцарт, по-видимому, сыграл что-то типа свободной фантазии и вариационного цикла. Тот

а 2аз1ау» N. Соп(ех< (ог Могай’з Капо Сопсейов // Могап’5 р1апо с о псе ПО', (ех1, соп!ех!.

тГегргеШюп. Ей. Ьу N. 2аз1а». МюЬщап, 1996. Р. 13-14.

Рохлин. С. 90-91.

т

г--

сч

ВИРТУОЗ

О

СО

Н

О

Р

Оч

О

со

н

же Рохлиц отмечал особый род моцартовского музыкального остроумия и неистощимую фантазию:

> Когда он импровизировал за фортепиано, как просто ему удавалось разрабатывать тему так, что она выступала то в потешном, то в помпезном тоне, здесь дерзко и остро, там плаксиво и жалостливо и т. д. [...] Этим качеством в таком объеме не обладал ни один пианист ни до, ни после него. Я знаком с игрой большинства известных виртуозов на этом инструменте после Моцарта (за исключением Бетховена), я слышал множество великолепных выступлений, но ничто даже близко не напоминает это его неистощимое остроумие^а.

Импровизации Моцарта обычно производили на слушателей ошеломляющее впечатление. Во время своего первого пражского визита в связи с постановкой «Свадьбы Фигаро» в чешской столице 19 января 1787 года он дал академию в оперном театре, где была исполнена «Пражская» симфония КУ504, а также три импровизации, одна из них — на тему арии Фигаро Коп рт апдгаг. Впоследствии Нимечек так описывал реакцию публики: