Моцарт и его время

столь естественно и мягко двигались по клавиатуре, что смотреть на них было наслаждением — не меньшим, нежели слушать звучавшую музыку. Удивительно, как он умудрялся брать столько звуков, особенно в басу. Эту способность нужно приписать великолепной аппликатуре, которую он, по собственному признанию, выработал в результате усердного изучения баховских произведений¹¹.

В И РТУОЗ

Удивительная беглость (применительно к левой руке, то есть басу,

— единственная в своем роде), тонкость и деликатность, речевая выразительность и чувство, в сочетании с богатством музыкальных идей и познаниями в композиции, — все эти достоинства захватывающе воздействовали на каждого слушателя и сделали Моцарта величайшим

е Там же. С. 36.

Он

Наннерль вспоминала, что после семи лет Вольфганг не упражнялся на клавире дома, только читал с листа новые произведения — и не более того³. Иными словами, каждодневных занятий, пианистической работы над концертной программой Моцарт не знал. Судя по всему, практически все технические проблемы были им решены в детстве раз и навсегда, и для того, чтобы «быть в форме», ему не требовались не только регулярные, но и вообще какие-либо специальные занятия на инструменте — качество, которое должно поразить любого практикующего сегодня музыканта-исполнителя.

Наряду с беглостью Нимечек подчеркнул также другие свойства, присущие исполнительской манере Моцарта, — выразительность и вкус, то, что сам композитор обозначал понятием %и$ю в противоположность чистой виртуозности. Именно это качество, видимо, привело в замешательство врача Йозефа Франка, пришедшего к Моцарту брать уроки:

> Я нашел Моцарта, маленького человека с большой головой и мясистыми руками, который принял меня довольно холодно.

«Теперь, — сказал он, — сыграйте мне что-нибудь». Я проиграл ему фантазию его сочинения. «Неплохо, — сказал он, к моему удивлению, — теперь послушайте меня». Какое чудо! Под его пальцами клавир стал совсем другим инструментом^ь.

Отсутствие выразительности в игре было самым важным критическим замечанием, высказанным Моцартом по отношению к игре Клементи: «Он хороший чембалист. Этим все и сказано. У него хорошая правая рука. Его главные пассажи — терциями. Вкуса и выразительности ни на грош. Голая механика»⁰

. Вкус и выразительность в понимании Моцарта (как, впрочем, и его отца) составляли надстройку над технически безупречной игрой. Описывая свои занятия с Розой Каннабих, Вольфганг заметил, что ее подготовка не безупречна. И тут же разделил задачи: сперва — совершенствование техники, затем — все остальное:

> Правая рука очень хороша, но левая, к сожалению, совсем испорчена [...]. Если бы я действительно был ее педагогом, то запер бы все ее ноты, закрыл бы клавир носовым платком и заставил бы ее упражняться правой и левой рукой, сначала совсем медленно, одни пассажи, трели, морденты ит.д.,до тех пор, пока рука не была бы полностью исправлена; только после этого я осмелился бы сделать из нее настоящую исполнительницу на клавире^Л.

Нечто подобное писал и Леопольд, рассуждая о перспективах Вольфганга получить уроки в Париже в 1778 году: «Никто бы не отважился и никто бы не взял тебя, разве что это будет дама, которая уже хорошо играет, дабы поучиться у тебя СтЮ, а за эту работу дают хорошее вознаграждение»⁰.

Играть без $ш(о — это, по мнению Моцарта, означает не чувствовать темпа, «самого необходимого, сложного и главного в музыке». «Я всегда точно соблюдаю темп», — писал он о себе самом, — и далее характеризовал манеру игры аугсбургских