Мозаика Парсифаля

Пирс неожиданно вытянул правую руку и обхватил обнаженное предплечье Брэдфорда. Одновременно левой рукой он зажал рот хозяину кабинета и развернул боком к себе. Через несколько мгновений зрачки Брэдфорда расширились, затем его глаза закрылись и из горла раздался приглушенный хрип. Заместитель госсекретаря рухнул на пол, и Пирс отвел руку с зажатой между пальцев иглой. «Крот» подбежал к письменному столу, сдвинул в сторону кассеты и прочитал лежавшее под ними письмо, напечатанное на официальном бланке. Он поднял телефонную трубку, нажал кнопку внешней связи и набрал нужный номер.

– Федеральное бюро расследований, нью-йоркское отделение, – раздался ответ.

– Отделение внутренней безопасности, пожалуйста! Агента Абрамса.

– Абрамс слушает, – послышался через несколько секунд мужской голос.

– Надеюсь, ваше путешествие было благополучным?

– Полет прошел гладко, – последовал ответ. – Продолжайте.

– Существует некий Р.Б. Деннинг, исполнительный директор отдела новостей «Всеамериканской телевизионной сети». Он передал пленки из своей фильмотеки в государственный департамент, но совсем не тому человеку. Это психически неуравновешенный тип по имени Брэдфорд, чьи намерения враждебны интересам правительства Соединенных Штатов. В припадке ярости пленки были Брэдфордом уничтожены. Для блага компании в целом Деннингу следует хранить молчание. Государственный департамент весьма сожалеет… приносит свои… et cetera et cetera[66]. Все это весьма срочно.

– Я позвоню ему немедленно и все сообщу, даже если он приканчивает свое второе мартини.

– Можете добавить, что госдеп может решить сократить в будущем свое сотрудничество со «Всеамериканской», так как они направляют свои материалы без должной проверки по существующим официальным каналам. Однако если все станут сотрудничать во благо страны…

– То все будет в порядке, – закончил «памятливый путешественник» из Нью-Йорка. – Я все понял.

Пирс положил трубку, подошел к телевизору и аккуратно откатил его к стене. Надо распорядиться, чтобы видеомагнитофон унесли в какой-нибудь другой кабинет. От пленок не останется и следа; ничего нельзя будет доказать.

* * *

Не было ни вопля ужаса, ни крика протеста, ни проклятья богам; был всего лишь звон разбившегося стекла в огромном окне седьмого этажа и стремительное падение тела.

Те, кто видел Брэдфорда утром, сказали, что он был вне себя и, видимо, поступил так, как и должен был поступить – в последнем приступе отчаяния решив разом покончить со всем, что его мучило. Он больше не имел сил бороться с собой. Все знали, что он так и не смог до конца избавиться от душевных терзаний конца шестидесятых годов. Он принадлежал к тому поколению, чье время ушло. И он так и не смог осмыслить той роли, которую сам сыграл для ускорения этого ухода. Существо дела ускользало от него, и в конце концов он остался лишь шепотом в тени, шепотом, беспокоившим некоторых, но оставляющим равнодушными большинство. Это большинство видело его бессилие изменить что-то.

Такие мысли появились в некоторых вечерних изданиях. Тон некрологов колебался от теплого до ледяного в зависимости от того, под какими знаменами выступали редакции газет. Обращал на себя внимание тот факт, что все публикации отличались краткостью; по-настоящему его смерть никого не взволновала. Непоследовательность не шла ни в какое сравнение с наиболее обожаемым прессой грехом – твердолобостью. Кто меняет позиции – тот слабак. Нам нужен либо Иисус, либо ковбой с квадратной челюстью. Скажите, кто способен вместить в себе обоих?

Заместитель государственного секретаря Эмори Брэдфорд, убежденный ястреб, превратившийся в страстного голубя, умер. Умер. Разумеется, покончив с собой.

В его кабинете каким-то образом оказался видеомагнитофон – совершенно неуместный для серьезного политика. Оказалось, что его доставили не туда. Сотрудники из Г-12 на третьем этаже подтвердили свой запрос на видео. Телевизор так и остался стоять у стены. По всей видимости, им никогда не пользовались.

Глава 30

– Ты не мог предотвратить этого, – твердо произнесла Дженна, остановившись перед письменным столом Хейвелока. – Тебе не разрешили появляться в государственном департаменте, и ты с этим согласился. Если «крот» тебя увидит, то либо тихо убьет тебя и останется на своем месте, либо испугается и рванет в Москву. Ты хочешь поймать его, а твое появление – лучший способ помешать этому.

– Может, я и не смог бы предотвратить, но смог бы сделать так, чтобы его смерть, да и жизнь оказались более осмысленными. Он хотел мне все рассказать, но я приказал ему молчать. Эмори сказал, что мой телефон так же стерилен, как и дом, но я не согласился.

– Нет, ты ответил не так. Ты сказал, что его телефон, его кабинет могут оказаться не стерильными. И это вполне логично, учитывая твой многолетний опыт. И я до сих пор уверена, что в госдепе сидит какой-нибудь «памятливый», который мог поставить «жучки» в его кабинете.