Мозг, исцеляющий себя. Реальные истории людей, которые победили болезни, преобразили свой мозг и обнаружили способности, о которых не подозревали

В конце лекции Габриэлла подошла к Аните Солтмарш, рассказала ей о своих неврологических и когнитивных проблемах и сообщила, что будет рада предложить себя в качестве канадской пациентки для ее исследования. Солтмарш обещала позаботиться об этом.

Я пристроился в очередь, чтобы спросить Кана, при каких именно нарушениях работы мозга он пользовался лазерной терапией, так как по ходу лекции он не вдавался в подробности. Пока я ждал в очереди, Габриэлла подошла ко мне вместе с пожилым джентльменом, которого она представила как своего отца, д-ра Полларда; он носил очки и говорил с мягким, аристократическим английским акцентом. Ему было 81 год, то есть он был на один год моложе Кана.

Доктор Поллард сказал, что узнал меня как автора книги, которую Габриэлла читала с 2007 года; лишь тогда она поняла, что помнила мое лицо по фотографии на клапане обложки. «Вообще-то у меня очень хорошая память на лица», – грустно сказала она. Потом она рассказала о том, как лишилась многих когнитивных способностей, которыми раньше обладала.

Габриэлла была разведена, жила одна и имела хороший доход от частных уроков с детьми, страдавшими расстройствами обучения. Помимо работы она серьезно увлекалась музыкой и пела в хоре. В 2000 году у нее начал ухудшаться слух, и ее направили на компьютерную томографию (КТ) мозга, за которой последовала МРТ. Оба анализа выявили аномальную структуру в затылочной части мозга, но врачи не могли точно сказать, что это такое. Они решили пока не оперировать, но регулярно проводить повторные исследования. Тогда Габриэлле было тридцать пять лет.

В 2009 году структура была определена как опухоль мозга, скорее всего, доброкачественная. Но доброкачественные опухоли могут расти и в зависимости от своего расположения могут представлять угрозу, вплоть до смертельной. Опухоль распространялась из глубины ее мозга к отверстию в основании черепа, где начинается спинной мозг. Это небольшое отверстие, и по мере разрастания опухоли она сдавливала все нейронные структуры, проходившие через него. Опухоль росла таким образом, что спинной мозг был вынужден частично обернуться вокруг нее. Так же постепенно сдавливался мозжечок – часть мозга, контролирующая мелкие движения и некоторые мыслительные процессы. Ствол мозга Габриэллы, самая нижняя часть мозга, расположенная над спинным мозгом, под давлением сместился вправо. Опухоль была диагностирована как папиллома хороидного сплетения, а значит, она состояла из тех же клеток, которые вырабатывают спинномозговую жидкость.

Габриэлле требовалась чрезвычайно тонкая и сложная операция на мозге, в очень маленькой области, где большинство нервов имеют ключевое значение для выживания. «Когда я попала к нейрохирургу, то уже знала, что могу умереть в ходе операции», – сказала мне Габриэлла. Ей сообщили, что после операции она может оглохнуть на одно ухо, «а также, что мне будет трудно глотать, что я не смогу нормально есть и пить до конца жизни, что я не смогу ходить или разговаривать, как после инсульта». Она вспомнила слова хирурга: «Существует вероятность от трех до пяти процентов, что вы сойдете с ума после операции». Когда она спросила, что будет, если она откажется от операции, ей ответили, что тогда надежды нет. Опухоль в конце концов передавит ее дыхательные центры, и она умрет. Но хирург также сообщил, что есть шансы, что после операции она будет чувствовать себя лучше, чем последние десять лет.

В ноябре 2009 года она подверглась операции, которая спасла ей жизнь. Опухоль была вырезана и в самом деле оказалась доброкачественной. Она была рада, что смогла наконец свободно двигать конечностями, но вскоре обратила внимание на трудности с глотанием и постоянную тошноту. У нее появились проблемы с равновесием при ходьбе. Спустя полтора года «я по-прежнему находилась на реабилитации, не могла ровно держать голову, и меня часто тошнило». Ее речь была невнятной и тихой, «так что люди едва слышали меня». Но «самым ужасным была утрата памяти и когнитивных способностей. Я могла что-то представить, но не могла подобрать слова для этого. Если я искала слово «вилка», то в речи оно выскакивало как «нож», хотя я понимала, что это неправильно. И я больше не могла делать несколько вещей одновременно».