Mozg_rasskazyvaet_Chto_delaet_nas_lyudmi.pdf

сильное отвращение. Разумеется, у нас у всех определенные цвета связаны с

эмоциями. Голубой кажется успокаивающим, красный возбуждает. Может

быть, тот же самый процесс происходит, по какой-то странной причине, у

синестетов в преувеличенной форме? Что может сказать нам синестезия о

связи между цветом и эмоцией у таких завораживающих нас художников,

как Ван Гог и Моне?

Тут раздался нерешительный стук в дверь. Мы и не заметили, как

пролетел час и что другая студентка по имени Бекки провела этот час за

дверями моего кабинета. К счастью, она была весела, несмотря на то что

ждала так долго. Мы попросили Сьюзен прийти на следующей неделе и

пригласили Бекки войти. Выяснилось, что она тоже синестет. Мы повторили

те же самые вопросы и провели с ней те же тесты, что и со Сьюзен. Ее ответы

были поразительно похожи, с небольшими вариациями.

Бекки видела цветные цифры, но у нее они были не такими, как у

Сьюзен. Для Бекки 7 была синей, а 5 зеленой. В отличие от Сьюзен буквы

алфавита были для нее окрашены в яркие цвета. Римские цифры, как и

цифры, написанные на ее ладони, не производили никакого эффекта, значит,

как и у Сьюзен, переживание цвета возникало вследствие зрительного

представления цифры, а не понятия о цифре. Наконец, она видела тот же

самый эффект радуги, что и Сьюзен, когда мы произнесли вслух ряд

случайных чисел.

Именно там и именно тогда я понял, что мы очень близки к

постижению сути этого феномена. Все мои сомнения рассеялись. Сьюзен и

Бекки никогда до этого не встречали друг друга, и тот факт, что их

сообщения были в высшей степени друг на друга похожи, не мог быть просто

совпадением. (Позднее мы узнали, что существует довольно много

разновидностей синестетов, поэтому нам очень повезло, что мы наткнулись

на два очень схожих случая.) Но хотя я уже и был убежден в своей правоте,

нам еще предстояло много поработать, чтобы собрать доказательства,

достаточные для публикации. Понятно, устных замечаний и отчетов,

основанных на анализе внутренних ощущений, недостаточно. Испытуемые,

находясь в условиях лабораторного исследования, зачастую крайне

внушаемы и могут бессознательно догадаться, что вы хотите от них

услышать, и стараются угодить вам, сказав вам именно это. Более того, они

иногда говорят двусмысленно или неясно. Что, например, мне было делать с

весьма озадачивающим высказыванием Сьюзен: «Я действительно вижу

красный цвет, но я также знаю, что он не красный мне кажется, что я,

очевидно, вижу его в своем сознании, как-то так...»

По СВОЕЙ СУТИ ОЩУЩЕНИЯ субъективны и непередаваемы. Например,

вы понимаете, что значит почувствовать трепетную красноту крыльев

божьей коровки, но вы никогда не сможете описать эту красноту слепому

человеку или даже дальтонику, который не отличает красный от зеленого.

Кроме того, вы никогда не сможете со всей определенностью узнать,

обладают ли другие люди таким же внутренним опытом восприятия красного

цвета, как ваш собственный. Это делает несколько мудреным (мягко говоря)

изучение восприятия других людей. Наука имеет дело с объективными

данными, и поэтому любые «наблюдения», которые мы производим над

субъективным чувственным опытом других людей, неизбежно бывают

непрямыми и вторичными. Следовало бы отметить, что эти субъективные

впечатления и исследования единичных случаев часто могут дать ключи к

постановке более строгих экспериментов. В самом деле, большая часть

великих открытий в неврологии была изначально основана на клинических

исследованиях отдельных случаев (и их субъективных описаний) перед тем,

как они были подтверждены на других пациентах.

Одной из первых «пациенток», которую мы начали систематически

обследовать в поисках очевидных доказательств реальности синестезии,

была Франческа, утонченная женщина 45 лет, которая наблюдалась у

психиатра легкая депрессия. Он прописал ей лоразепам и прозак, но, не зная,

что делать с ее синестетическими переживаниями, обратился ко мне. Она

была той самой женщиной (я говорил о ней раньше), которая утверждала, что

с самого раннего детства испытывала живейшие эмоции, когда прикасалась к

различным материалам. Но как мы можем проверить истинность ее

заявлений? Возможно, она была просто очень эмоциональной особой и

просто с большим удовольствием говорила об эмоциях, которые вызывают у

нее разные предметы. Или у нее было «расстройство психики», и она просто

хотела привлечь к себе внимание или чувствовать себя особенной.

Однажды днем Франческа пришла в лабораторию, увидев объявление в

San Diego Reader. Сначала чашка чая и обмен обычными любезностями, а

затем я и мой студент Дэвид Брэнг подсоединили ее к омметру, чтобы