Мозг вне возраста. Протоколы и свидетельства людей, победивших Альцгеймер

Картину дополняли проблемы с желудочно-кишечным трактом (ЖКТ) и мочевым пузырем. Симптомы в ЖКТ впервые появились, когда мне было чуть за двадцать лет. Почти после каждого приема пищи я испытывала сильную боль в нижней части живота и у меня начиналась диарея. Однажды, когда мне было около тридцати, у меня появились другие боли – в верхней части живота, причем такие сильные, что я не могла ни есть, ни даже пить воду. Мне сказали, что у меня сильно повышены ферменты печени, но гепатит не подтвердился. Я несколько недель пролежала в госпитале, где мне ставили капельницу и давали морфий для облегчения боли, однако определенного диагноза не поставили.

Когда мне было за сорок, боли в верхней части живота повторились с удвоенной силой. Врачи определили, что у меня перестал работать желчный пузырь, и его в результате удалили. Хирург заметил: желчный пузырь был покрыт несколькими слоями спаек, что указывало на то, что проблема началась десятилетиями раньше. Однако после операции мне не стало легче, а еще и начало тошнить. Моторика ЖКТ прекратилась, а кровяное давление резко упало. Я не могла ни есть, ни даже просто стоять. Я опять попала в госпиталь. Мне подняли давление с помощью медицинских препаратов и велели принимать в больших дозах слабительное и полиэтиленгликоль, который, как я потом узнала, довольно токсичен.

Примерно в 25 лет я пережила первую инфекцию мочевого пузыря. Она была невероятно сильной и не поддавалась лечению. В итоге я многие годы принимала антибиотики, несмотря на отрицательный бактериологический посев содержимого мочевого пузыря, потому что цистоскопия выявила такое сильное его воспаление, что мой уролог назвал это «красным бархатом» и сказал, что никогда ничего подобного не видел. Несмотря на лечение, я испытывала сильные боли в области мочевого пузыря и привыкла к постоянному желанию сходить в туалет.

В дополнение к этим множественным хроническим заболеваниям в возрасте за тридцать я попала в автомобильную аварию. На короткое время я потеряла сознание, у меня сильно болела голова, была хлыстовая травма (повреждение шеи), после которой в течение десяти лет я страдала от постоянных болей. Невролог выписал мне амитриптилин – антидепрессант, чтобы облегчить хроническую боль. Это еще одно антихолинергическое средство, которое противопоказано людям с высоким риском развития болезни Альцгеймера.

Когда мне было за сорок, мне диагностировали большую миому матки. Я сделала выбор в пользу эмболизации миомы, при которой врач вводит мелкие частицы в артерии, ведущие к фиброзной опухоли, и она сокращается со временем. В результате миома уменьшилась, но нарушился кровоток к яичникам, и потому резко наступила менопауза, что тоже является фактором когнитивных нарушений. Одиннадцать лет спустя мне все же пришлось пережить удаление матки и пластику таза из-за наследственных проблем с соединительной тканью, которые впервые проявились в возрасте 5 лет в виде грыжи.

С ужасом оглядываясь назад, я вспоминаю, что, ничего не зная о своей генетической уязвимости, я много раз подвергалась общему наркозу и принимала огромное количество препаратов (большие дозы антибиотиков, антихолинергические средства и токсичный полиэтиленгликоль), которые помогали быстрее избавиться от симптомов, но потенциально ставили под удар мой интеллект.

Несмотря на все это, я продолжала храбриться на людях. Я никогда не считала себя больной. Очень мало, кто был в курсе моих проблем со здоровьем. Узнав о высоком риске заболевания Альцгеймером, я, когда члены моей семьи засыпали, до рассвета сидела в Сети и с помощью Гугла пыталась понять, связаны ли с этой болезнью мои симптомы. Ни в каких найденных мною источниках на такую связь не указывалось. Всегда говорилось о том, что болезнь Альцгеймера поражает только мозг, а разве мозг не связан с телом? Все это казалось мне бессмысленным.

К счастью, на сайте 23andMe проходили форумы, где люди обсуждали результаты своих генетических анализов. В конце концов я нашла форум о болезни Альцгеймера и новую «приемную семью». Здесь собрались люди со всего мира, которые, узнав о своем высоком генетическом риске, делились информацией. Я больше не была одинока.