Аналогичным образом болезнь Паркинсона, как мы постоянно видим, ассоциируется с энергетическим дефицитом одной специфической части митохондрии, набора белков, прямо вовлеченных в энергетическое производство под названием комплекс 1. Все, что подавляет этот комплекс, например инсектицидный паракват (гербицид для уничтожения насекомых), или инсектицидный/пестицидный ротенон, или MPTP[65]
, образующийся при производстве опиоидных наркотиков), может привести к болезни Паркинсона. Это указывает на то, что двигательная модуляция – ее тонкая настройка, которая пропадает при болезни Паркинсона, – более существенно зависит от оптимальной митохондриальной функции, чем от любой другой системы организма. Следовательно, не удивительно, что реакция на недостаточность в этой системе должна замедлять и останавливать тонкую настройку, что приводит к медленной неуверенной походке, плохому балансу и тремору, который свидетельствует об отсутствии устойчивости в состоянии покоя.Болезнь Паркинсона обычно ассоциируется с химической токсичностью, которая является следствием не дементогенов или анопсогенов, а треморогенов. Так, болезнь Альцгеймера представляет собой трофическое несоответствие, макулярная дегенерация – метаболическое несоответствие, а болезнь Паркинсона – митохондриальное энергетическое несоответствие. Следовательно, оптимизация профилактики и лечения болезни Паркинсона предполагает выявление митохондриальных токсинов у конкретного человека, детоксикацию и обеспечение поддержки задействованной системы (нигростриарной системы дофаминэргетических нейронов) посредством трофических факторов (глиальный нейротрофический фактор), поддержки нейротрансмиттеров (предшественники дофамина, такие как, например,
Боковой амиотрофический склероз (БАС), также называемый болезнью Лу Герига, тоже является моторным заболеванием и таким образом родственником болезни Паркинсона, но он поражает не тонкую настройку движения, а саму его силу, так как моторные нейроны, идущие от мозга к позвоночнику («верхние моторные нейроны»), и нейроны, идущие прямо от позвоночника к мышцам («нижние моторные нейроны»), дегенерируют при БАС, оставляя поперечно-полосатые мышцы без нейронного импульса на произвольное движение. И опять мы видим несоответствие, только в этом случае оно похоже на результат приема кокаина в течение многих лет: нейроны «затанцовывают» себя до смерти. Этот феномен называется эксайтотоксичностью: нейроны стимулируются и возбуждаются нейротрансмиттерным глутаматом, который оказывает благотворное воздействие до тех пор, пока стимуляция ограничена быстрой инактивацией (которая достигается за счет нейронной поддержки клеток, клеток глии, быстро захватывающих глутамат и конвертирующих его в безвредный глутамин). Однако, если глутамат быстро не удаляется, нейроны входят в состояние сверхстимуляции, а потом изнашиваются и умирают. Все, что имеет сетевой эффект увеличения глутаматного сигнала, увеличивает и риск развития БАС – от воздействия глутаматоподобных токсинов и повреждения удаляющей системы, от увеличения высвобождения глутамата (такое случается при конвульсиях) до устранения клеток, чистящих от глутамата и усиления глутаматного сигнала внутри нейронов. Приведу пример: ученый-исследователь Пол Кокс и его команда обнаружили, что воздействие глутаматоподобной молекулы под названием L-BMAA (L-бета-метиламино-аланин) ассоциируется с развитием БАС у людей на Гуаме. Оказалось, что источником L-BMAA были плотоядные летучие мыши, считающиеся на Гуаме деликатесом, и эти летучие мыши накапливали в себе L-BMAA, поедая семена цикаса, содержащие L-BMAA. Помимо Гуама, в мире есть много мест, где можно повергнуться воздействию L-BMAA не потому, что мы едим летучих мышей (большинство из нас этого не делают), а потому, что на нас оказывает влияние бактерия – цианобактерия, – вырабатывающая L-BMAA и обычно обитающая в озерах.
К счастью, доктор Кокс и его коллеги разработали перспективное лечение от отравления L-BMAA, которое сейчас проходит клиническое испытание. Препарат называется Л-Серин