Читаем Мозговой трест. 39 ведущих нейробиологов – о том, что мы знаем и чего не знаем о мозге полностью

В марте 2016 года кореец Ли Седоль, чемпион мира по игре в го, провел матч с программой AlphaGo, которая обучалась игре в го методом временных разностей[471]. В 

AlphaGo использовались нейросети с гораздо более мощной функцией ценности, состоящие из миллионов компонентов, которые оценивали позиции на доске и возможные ходы. По сложности го превосходит шахматы примерно настолько же, насколько шахматы превосходят шашки. Даже компания Deep Mind, разработавшая программу AlphaGo, не знала ее силы. Программа сыграла сама с собой сотни миллионов партий, и не было никакого критерия для оценки ее возможностей. Многие были потрясены, когда AlphaGo
выиграла первые три партии, продемонстрировав неожиданно высокий уровень мастерства. Некоторые ходы, сделанные программой, были поистине революционными. Возможности AlphaGo значительно превзошли наши ожидания — мои и других специалистов. Процесс объединения биологического интеллекта с искусственным ускоряется, и впереди нас ждет еще много сюрпризов. Урок, который нам нужно усвоить, заключается в том, что природа гораздо умнее нас.

Мы только начинаем понимать, какую важную роль играет дофамин в принятии решений и в управлении нашей жизнью. Воздействие дофамина происходит на бессознательном уровне, а потому история, которую мы расскажем себе, чтобы обосновать то или иное решение, вероятно, будет основана на опыте, уже стертом из нашей памяти. Мы придумываем истории, поскольку нуждаемся в осознанных объяснениях. Когда вы делаете выбор на основе «интуиции», не поддающейся рациональному объяснению, помните: это работа дофамина.

Человеческий мозг, истинный творец всего сущего, не может быть воспроизведен никакой машиной Тьюринга

Мигель Николелис

СОЗДАЕТСЯ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, что, куда ни погляди, везде — и в научном мире, и в обществе в целом — найдутся люди, активно отстаивающие ложный тезис, будто бы человеческий мозг представляет собой всего лишь переоцененную «мясную» версию обычного цифрового устройства вроде персонального компьютера[472]. Это утверждение основано на идее, что, как и любое другое цифровое устройство, человеческий мозг со всеми его уникальными свойствами — лишь приспособление для обработки информации, а значит, рано или поздно совершенный цифровой компьютер сможет смоделировать и/или воспроизвести этот мозг, а все его содержимое, отражающее полноту нашего сознательного и бессознательного жизненного опыта, можно будет загрузить на какой-нибудь цифровой носитель. Следуя этой логике, сложную информацию можно было бы загрузить в мозг человека, чтобы он в мгновение ока в совершенстве овладел иностранным языком или новой профессией.

Защитники этой точки зрения утверждают, что для обретения вечной жизни нужны лишь новые технологии, позволяющие извлечь из мозга цифровую информацию. В основе этой идеи лежит допущение, что классическое определение информации, данное Клодом Шенноном, применимо и к той «валюте», которой обменивается наш мозг, когда выполняет свою работу[473]. Но даже сам Шеннон еще в 1940-е годы прекрасно понимал, что его определение информации — данное в контексте числового выражения передачи сообщений в зашумленных каналах связи, таких как телефонные линии его работодателя, компании Bell

, — недостаточно полное, чтобы охватить многозначную и глубокую природу сигналов человеческого мозга. На самом деле в начале 1940-х годов, когда Шеннон предложил свое определение, уже существовали применимые к нейробиологии определения, в которых учитывалась интерпретация получателем информации, заложенной в сообщении источником[474]. Однако в то время переход от аналоговых компьютеров к цифровым способствовал тому, что закрепилось определение Шеннона, поскольку оно подходило к появившимся тогда цифровым схемам[475]. Но это не значит, что после этого определение Шеннона волшебным образом стало применимо к нейрофизиологическим процессам. Ограничения остались такими же, какими были в 1940-е годы[476].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение
Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение

Инстинкт говорит нам, что наш мир трёхмерный. Исходя из этого представления, веками строились и научные гипотезы. По мнению выдающегося физика Митио Каку, это такой же предрассудок, каким было убеждение древних египтян в том, что Земля плоская. Книга посвящена теории гиперпространства. Идея многомерности пространства вызывала скепсис, высмеивалась, но теперь признаётся многими авторитетными учёными. Значение этой теории заключается в том, что она способна объединять все известные физические феномены в простую конструкцию и привести учёных к так называемой теории всего. Однако серьёзной и доступной литературы для неспециалистов почти нет. Этот пробел и восполняет Митио Каку, объясняя с научной точки зрения и происхождение Земли, и существование параллельных вселенных, и путешествия во времени, и многие другие кажущиеся фантастическими явления.

Мичио Каку

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука