Читаем Мозговой трест. 39 ведущих нейробиологов – о том, что мы знаем и чего не знаем о мозге полностью

Изложив главную причину своего убеждения в уникальности сложного мозга животных, в том числе нашего, я хотел бы объяснить, почему считаю мозг истинным творцом всего. Благодаря нейробиологическим свойствам мозга мы способны создавать логически непротиворечивое описание материального мира — то есть того, что нас окружает. Единственное доступное нам представление о том, что в нем происходит, постоянно формируется сложными сетями, объединяющими около 86 миллиардов нейронов мозга. Благодаря особенностям работы мозга даже базовые параметры этого внешнего мира — пространство и время — каждый из нас воспринимает по-своему (см. эссе Шулера и Намбудири в этой книге). Такой взгляд на мозг противоречит описаниям из стандартных учебников, где мозг рассматривается как пассивный «декодер» информации, получаемой из внешней среды. Нейрофизиологические данные, собранные за 30 лет исследований в нашей и других лабораториях, указывают на то, что мозг правильнее называть «творцом», который дает определения всему, что мы воспринимаем, на основе своей «внутренней точки зрения»[487]

. Я полагаю, что главная функция нашего мозга — формирование ожиданий относительно того, что сулит будущее в следующие сто миллисекунд или через много лет. Это позволяет выстроить внутреннюю модель реальности, с помощью которой мозг оценивает ту или иную ситуацию, находя соответствия и расхождения с этой моделью; мы видим раньше, чем смотрим, и слышим раньше, чем слушаем.

Наш мозг всегда на шаг впереди того, что должно произойти. При обнаружении несоответствия проявляется еще одна замечательная способность мозга — учиться на ошибках и быстро обновлять внутренние модели реальности. В основе обучения лежит более общее свойство, которое называется нейропластичностью; это способность мозга перераспределять функции и даже изменять микроанатомическую структуру под воздействием нового опыта или изменений во внешней среде (см. эссе Линды Уилбрехт, Элисон Барт, а также Мелиссы Лау и Холлис Клайн в этой книге). Невероятная пластичность мозга, наблюдаемая также у взрослых животных, позволяет сравнить центральную нервную систему человека с чем-то вроде оркестра, где каждая прозвучавшая нота способна изменить физическую конфигурацию инструментов, которые участвуют в ее извлечении. Таким образом, мозг, слушающий заключительный аккорд симфонии, отличается от того, который существовал на момент звучания первой ноты.

Кроме того, наш мозг постоянно обменивается информацией сам с собой на разных структурных уровнях, от молекулярного и клеточного до сетевого, и этот процесс предполагает непрерывное и мгновенное обновление столь огромного количества параметров, что трудно даже подобрать термин для описания происходящего. Такая сложность позволила человеческому мозгу создать все то, что отличает нас от других животных: культуру, историю, цивилизацию, уникальные орудия и невероятные технологии, особый способ коммуникации при помощи речи и множество искусственных носителей информации. Благодаря всему этому мы, люди, сформировали социальные группы, устойчивые во времени и пространстве, обзавелись этическими нормами и религиозными убеждениями. И это лишь малая часть огромного списка невычислимых функций, обусловленных нейробиологией нашей центральной нервной системы.

Я убежден, что мы можем отбросить идею о возможности создания цифровой версии человеческого мозга, но мне хотелось бы обратить внимание на гораздо более конкретный и тревожный сценарий. Есть вероятность, что в результате избыточного воздействия цифровых систем наш мозг благодаря своей нейропластичности начнет имитировать работу и логику этих систем — просто потому, что имитация машинного поведения будет сулить большее вознаграждение[488]

. Николас Карр и Шерри Теркл в своих работах рассматривают это возможное и неприятное (по крайней мере, для меня) будущее[489]. Они описывают разные случаи, когда излишнее увлечение цифровыми системами, в том числе социальными сетями, влияет на ключевые функции нашего мозга. Рентгенологи утрачивают способность ставить диагноз по снимку, поскольку всецело полагаются на программы распознавания образов. Воображение архитекторов в крупных проектных фирмах подавляется из-за использования САПР. У молодых людей растет уровень тревожности из-за чувства одиночества, которое они испытывают, проводя большую часть времени в социальных сетях. Словом, признаки такого будущего можно увидеть повсюду. В конечном счете делегирование интеллектуальных и социальных задач цифровым системам может ограничить или вообще уничтожить многие типы уникального человеческого поведения, превратив наш мозг в биологическую цифровую систему. Мне этот сценарий кажется трагичным и крайне нежелательным, и я не хотел бы оставить его в наследство будущим поколениям. Боюсь, что я не могу отмахнуться от явных рисков, которые могут стать частью нашего будущего, с той же легкостью, с какой я восхищаюсь шедеврами истинного творца всего сущего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение
Гиперпространство. Научная одиссея через параллельные миры, дыры во времени и десятое измерение

Инстинкт говорит нам, что наш мир трёхмерный. Исходя из этого представления, веками строились и научные гипотезы. По мнению выдающегося физика Митио Каку, это такой же предрассудок, каким было убеждение древних египтян в том, что Земля плоская. Книга посвящена теории гиперпространства. Идея многомерности пространства вызывала скепсис, высмеивалась, но теперь признаётся многими авторитетными учёными. Значение этой теории заключается в том, что она способна объединять все известные физические феномены в простую конструкцию и привести учёных к так называемой теории всего. Однако серьёзной и доступной литературы для неспециалистов почти нет. Этот пробел и восполняет Митио Каку, объясняя с научной точки зрения и происхождение Земли, и существование параллельных вселенных, и путешествия во времени, и многие другие кажущиеся фантастическими явления.

Мичио Каку

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука