Мудрая змея Матильды Кшесинской

«Весьма странное явление, которое я в себе замечаю: я никогда не думал, что два одинаковых чувства, две любви одновременно совместились в душе. Теперь уже пошел четвертый год, что я люблю Аликс Г. И постоянно лелею мысль, если бог даст на ней когда-нибудь жениться… А с лагеря 1890 года по сие время я страстно полюбил (платонически) маленькую К. Удивительная вещь наше сердце. Вместе с тем я не перестаю думать об Аликс, право, можно было заключить после этого, что я очень влюбчив. До известной степени да! Но я должен прибавить, что внутри я строгий судья и до крайности разборчив…»

Итак, ее Ники метался между двух огней. С тех пор Маля начала серьезно ревновать его к гессенской принцессе.

Потом, когда он ушел, Маля написала ему (привожу текст этого письма и всех других так, как они были мне пересказаны М.К.): «Я все думаю о твоей свадьбе. Ты сам сказал, что до свадьбы ты мой, а потом… Ники, ты думаешь, мне легко это было услышать? Если бы ты знал, Ники, как я тебя ревную к А., ведь ты ее любишь? Но она тебя, Ники, никогда не будет любить, как люблю тебя я!

О, Ники, дорогой, как я желаю скорее быть твоею, только тогда я буду совершенно спокойна. Я страшно томлюсь, мой дорогой. И тебе, и мне давно пора…

Только бы ты женился не на А. Ей я ни за что тебя не отдам! Или она, или я.

Ты, верно, изводишься, что я постоянно пишу и говорю о твоем браке, но представь себя на моем месте, и ты поймешь, как он должен меня тревожить».

А потом однажды Ники приехал в первом часу ночи из Преображенского полка, где он обедал. Там уже были Юлия и Зедделер, вчетвером дули шампанское, и Ники сильно опьянел. Маля же, хотя и выпила довольно, была совершенно трезва и твердо решила сегодня же поговорить с Ники о будущем.

Потом она об этом жалела, потому что между ними произошел крайне тяжелый разговор. Маля готова была разрыдаться: перед ней сидел не влюбленный мужчина, а какой-то нерешительный, не понимающий блаженства любви подросток. Он твердил, что не может стать у Мали первым, что это будет мучить его всю жизнь, что если бы Маля уже не была невинна, тогда бы он не задумываясь с ней сошелся, и много другого говорил он в этот раз.

Маля была вне себя. Он не может быть первым? Смешно! Разве человек, который действительно страстно любит, станет так говорить? Конечно, нет.

В конце концов ей почти удалось убедить Ники, и он пообещал, что это совершится, как только он вернется из поездки на Восток. Однако Маля не успокоилась: она знала, что Ники мог это сказать, чтобы только отвязаться, чтобы успокоить ее, и когда он уехал (было уже четыре часа утра), она была в страшном горе, она была близка к умопомешательству, но все же решила поставить на своем, сколько бы это трудов ни стоило!

Однако пока приходилось ждать возвращения цесаревича из кругосветного путешествия.

О том, что произошло в этом путешествии и что именно побудило Ники принять то решение, которое он принял, Маля знала только со слов великого князя Сергея Михайловича, который пересказывал ей письма Ники и разговоры с ним. Если от нее Ники мог что-то утаивать, то с кузеном он был совершенно откровенен. А тот со временем все передал Мале.

Бургундия, Мулян, наши дни

После обеда следует предпринимать моцион, чтобы не залеживались калории и килограммы в тех местах, где они любят залеживаться. Алене очень хотелось погулять – утром-то прогулку пришлось скомкать! – но она решила сначала убрать в доме. Завтра будет некогда, неизвестно, сколько она пробудет на броканте, а послезавтра уже могут вернуться хозяева. Неудобно получится: жила здесь поживала, наслаждалась жизнью, а убрать не удосужилась. Поэтому Алена не стала переодеваться, нашла метелочки и тряпки для пыли, достала стеклоочиститель, приготовила пылесос и снова пошла наверх: уборку всегда начинали со спален. Протерла стекла, обмела пыль с книг, которыми некогда зачитывалась Маргарит Барон (в основном французская классика и романы полисье), и с улыбкой, словно встретила старого знакомого, взяла в руки тот самый молитвенник. Да, он здорово постарел с тех пор, как позировал своей хозяйке вместе с розой и брошью, даже застежка заржавела. Алене пришлось повозиться, прежде чем удалось ее открыть.

Это оказался никакой не молитвенник, а Новый Завет, заложенный пожелтевшим листком бумаги, свернутым вчетверо.

Алена машинально развернула его – и не поверила своим глазам. Это оказалась новая абракадабра! Новое шифрованное письмо.

Ну и ну. Какие конспираторы здесь жили в былые годы!

Разумеется, Алена Дмитриева бросила все дела и принялась за расшифровку. Теперь продираться сквозь криптограмму стало значительно легче, и она затратила всего несколько минут на то, чтобы прочесть записку – на сей раз не пугающую, а веселую: