Судьба Онегина, безусловно, хранила, а также хранила она и Алену Дмитриеву, ни за что божьим промыслом не зацепившуюся и упавшую не на голый бетонный пол ангара, а на стопку ковров, разумеется, обюссонских, хотя, если бы Алену спросили заранее, она предпочла бы, пожалуй, савонерийские, ибо они значительно толще, чем эти обюссонские, которые (втихомолку, отвернувшись и прикрывшись ладонью, чтобы не обидеть французов) вполне можно назвать линялыми половичками. И все же раритетные половички смягчили падение. Сверху, с какого-то стеллажа, потревоженного этим падением, на нее повалились узлы – на счастье, с чем-то мягким, – так что несколько секунд Алена лежала, погребенная под этим тряпьем, стараясь не двигаться, чтобы утихомирилось взбунтовавшееся содержимое желудка. Эти мгновения неподвижности помогли ей не только собраться с мыслями и понять, что происходит, но, вполне возможно, спасли жизнь.
Постепенно она сообразила, что не только манеж остановился и мельтешение дурацких огоньков погасло, но и что ангар снова залит электрическим светом. В дверях стоял человек в черной куртке и черном мотоциклетном шлеме.
Видно, это он, ворвавшись в полутемный ангар, ударил по рубильнику, включил свет и остановил орудие пытки, в которое Маршан превратил манеж.
– Какого черта? – завопил тот, не владея собой от ярости. – А, это ты? Тебя-то я и ищу! Сам явился? Все, теперь ты попался!
И Маршан выхватил из кармана телефон.
Наверное, он намеревался позвонить в жандармерию, но вряд ли стоило так открыто информировать брутального незнакомца о своих намерениях. Тот кинулся на Маршана, одной рукой вырвал у него телефон и шваркнул об пол, а другой стиснул горло антиквара, который захрипел и беспорядочно задергал конечностями.
– Где ключи? – на ужасном французском рявкнул незнакомец, и Алена немедленно узнала хриплый голос – тот самый, из минувшей ночи.
– Что? – прохрипел Маршан.
– Ключи от всех твоих замков! – проревел человек, которого, как недавно удалось выяснить Алене, звали Петрику Лорентиу. – Дубликаты!
– Они в городской квартире, – выдавил Маршан.
– Неправильный ответ! – взревел Петрику Лорентиу и тряхнул антиквара так, что Алена непременно пожалела бы его, если бы не желала ему сейчас всего самого недоброго.
Волоча за собой Маршана, Петрику Лорентиу потянулся к стене, на которой висела сабля в ножнах, схватил ее, одним взмахом сбросил ножны и громогласно поклялся, что сейчас лишит Маршана всех необходимых мужчине частей тела. Алена тупо удивилась, что слова, обозначающие эти части тела, Петрику Лорентиу произносил на диво чисто, практически без акцента, что, конечно, свидетельствовало о привычке к их употреблению.
– Ключи в шкафу, – наконец вырвалось из сдавленного горла Маршана. – Ящик на нижней полке.
Волоча за собой антиквара, Петрику Лорентиу вытащил из шкафчика плоский стальной чемоданчик и потребовал отдать ключ теперь и от него. Маршан не без труда выдохнул, что ключ у него в кармане.
Виртуозно владея одной рукой, Петрику Лорентиу нашел ключ и вставил его в скважину. Против ожидания Алены замок открылся сразу, и Лорентиу, довольно присвистнув, отшвырнул Маршана в сторону, как ненужную больше вещь.
Тот отлетел к стене и остался лежать неподвижно.
Петрику Лорентиу вытащил из ящичка все ключи чохом, рассовал по карманам куртки и кинулся было к выходу, но вдруг снова обернулся к бессильно распростертому антиквару.
– Где та русская девка? – спросил он, и Алена зажмурилась.
Неужели Петрику Лорентиу догадался, какой вред ненароком причинила ему русская писательница?
Видать, догадался. Не так уж он глуп, этот ночной гость, сообщник Эппл, потомок древних римлян и…
Алена не успела додумать, потому что Петрику Лорентиу снова сгреб с пола Маршана и тряхнул его что было сил:
– Говори, где она? Она была с тобой, я сам видел! А то…
Алена вяло предположила, что свои части тела Маршан, конечно, ценит выше, чем жизнь какой-то авантюристки, но случая удостовериться в этом ей не представилось: Маршан молчал, безжизненно болтаясь в ручище Петрику Лорентиу.
Наверное, сознание потерял.
К Алениному счастью.
Петрику Лорентиу что-то злобно буркнул, отшвырнул саблю, которая загремела по полу, потом антиквара, который свалился мягким мешком, обшарил его карманы, выхватил оттуда портмоне, проворно опустошил его и выбежал вон из ангара, с грохотом захлопнув за собой двери, а потом с не меньшим грохотом заложив на них засов.
Спустя некоторое время раздался рев удаляющегося мотоцикла.
В то же мгновение Маршан зашевелился, поднялся на колени, а потом и поднялся, хрипя:
– Элен! Где вы?
Алена, честно говоря, не знала, отзываться или лучше промолчать, однако Маршан, шатаясь, уже сам потащился ее искать и вскоре выволок из-под узлов и помог подняться.
– Простите меня, – кое-как выговорил он. – Сам не знаю, что на меня нашло. Понимаете, и отца, и меня столько раз грабили, что у меня уже мания преследования развилась. Это профессиональная болезнь всех антикваров. Простите!