Если я не занималась данными по изотопам, то сидела в лаборатории микроскопических исследований и изучала микоризу на кончиках корней саженцев пихты Дугласа и березы бумажной. В отдельном эксперименте я вырастила саженцы березы бумажной и пихты Дугласа в теплице, используя почву, собранную с моего полевого участка. Часть берез и пихт росли изолированно, в отдельных горшках, остальные – совместно, в одном горшке. После восьми месяцев полива и наблюдения я выкопала изолированные экземпляры и рассмотрела кончики их корней под микроскопом. Споры и гифы из почвы колонизировали некоторые кончики корней. Хотя березу и пихту выращивали отдельно, большинство микоризных грибов на их корнях были одинаковыми. И не один вид грибов, а пять. Грибы были столь же разнообразны, как и порождаемые ими плодовые тела.
Фиалоцефала (Phialocephala) с пугающе полупрозрачными темными гифами, проходящими внутри и снаружи корней березы и пихты.
Ценококкум (Cenococcum) с угольно-черной мантией, покрывающий поверхность кончиков корней и выпускающий щетинки, прочные, как иглы ежа.
Вилкоксина (Wilcoxina) с гладкой коричневой мантией и прозрачным мицелием, выходящим из нежно-бежевых шляпок грибов.
Телефора наземная (Thelephora terrestris), образующая кремово-белые кончики корней и распускающаяся розетками жесткой коричневой мякоти с белыми краями.
Крошечная, но плодовитая лаковица лаковая (Laccaria laccata) с хрупкими кончиками корней и белоснежными гифами, которые переходят в лысые оранжево-коричневые шляпки плодовых тел.
Когда я добралась до березы и пихты, росших вместе, мое лицо разрумянилось от предвкушения. Предыдущие исследования показали, что разные виды, выращенные вместе, порождают совершенно новые микоризные формы, которые не могли появиться ни на одном из деревьев, живших в одиночку. Как будто им требовалось подстегнуть и подзадорить друг друга – возможно, обеспечивая соседа углеродом, передаваемым через грибные связи.
Положив под микроскоп корни пихты из смешанных горшков, я чуть не рухнула с лабораторного табурета. Корни выглядели такими же густыми и мощными, как нити кухонной швабры. Куда больше поражало то, что грибы, колонизировавшие их, были так же разнообразны, как породы деревьев в тропическом лесу. Мало того, на пихте и березе появились два совершенно новых вида: млечник (Lactarius) с кремово-белой мантией, того же цвета, что и молочная жидкость, капающая из пластинок его плодового тела, и трюфель (Tuber), покрывавший кончики корней светлыми пухлыми клубками и порождавший черные подземные плодовые тела, похожие на черный перигорский трюфель.
Я влетела в кабинет своего научного руководителя Дейва Перри, уткнувшегося в компьютер. Подняв голову с длинными седыми волосами, он приподнял очки. Из-под громоздящихся стопок бумаг, копившихся десятилетиями, не было видно ни одного квадратного сантиметра его стола. Я крикнула, что пихты, растущие с березой, похожи на украшенные рождественские елки, а вот у пихт-одиночек микориза скромнее.
– О боже, – сказал Дейв.
Он вскочил, и мы дали друг другу «пять». Дейв кивал, пока я описывала разноцветные грибы в смешанных горшках и восторженно жестикулировала под впечатлением от величины корней. Он уже был в курсе, что пихта Дугласа имеет общие виды грибов с сосной желтой, но не знал, связывают ли они деревья и передают ли при этом питательные вещества.
Мы понимали, что означают эти результаты: береза и пихта потенциально способны сформировать прочную сложную взаимосвязанную сеть. Но что еще важнее, как я и предполагала, анализируя полученные в ходе полевых экспериментов данные по изотопам, мы находились на пороге открытия, общаются ли деревья через эту сеть.
Дейв достал из стола бутылку шотландского виски и налил в два бокала. Ему нравилось наблюдать, как его ученики делают первые ошеломляющие открытия. Я представила, что береза и пихта плетут сеть, такую же яркую, как персидский ковер.
Позже мы выяснили, что эти семь грибов – лишь малая часть из десятков видов, общих для березы и пихты. Как я и ожидала, кедры были колонизированы только арбускулярными микоризными грибами и не входили в сеть, соединяющую березу бумажную и пихту Дугласа.
Когда из лаборатории пришли данные о переносе углерода в полевых условиях, я затаила дыхание. Вот оно, научное обоснование. В эксперименте учтены все переменные. Я сидела в своем кабинете без окон и просматривала отчет. Щеки горели, пока глаза бегали вверх и вниз по колонкам данных. Я запустила программу статистики, чтобы сравнить, сколько углерода-13 и углерода-14 поглотили береза и пихта, и повлияло ли затенение пихты на эту величину. Снова и снова проверяла числа, чтобы убедиться. Я не верила своим глазам.