Муки науки. Ученый и власть, ученый и деньги, ученый и мораль

Какою мерой годы ни измерьте,Вам не изведать вдоволь бытия!Как сладко сознавать: мой труд бессмертен!Как горько понимать: но смертен я!

Таков закон. Мы изменить не можем.Жизнь коротка – бежит, бежит, бежит,Связуя колыбель со смертным ложем…И все-таки она бессмертна, жизнь!

Ни зверь, ни человек, ни гад, ни птица,Ни раб, ни царь, ни ангел и ни черт —Никто из нас в ничто не обратится,и каждый след вовек не будет стерт.

Кто это понял и свои свершеньяНе обрывал у видимой межи,Тот на вершине завершил движенье,И для того – она разумна, жизнь[103]

.

Китайская пословица гласит: «Надо умереть молодым, но постараться сделать это как можно позже». Лев Самуилович Клейн неуклонно следует этому совету. И он имеет полное право сказать: «Когда бы я ни умер, я умру преждевременно»[104].

Но не только время, данное человеку, оказывает воздействие на него, но и человек, правда далеко не каждый, старается оказать влияние на время, пытается изменить его. Льву Клейну это стремление было присуще с юных лет. В школе он организовал политическую организацию, членам которой только чудом удалось избежать сурового наказания. Уход на фронт был продиктован стремлением внести свой вклад в борьбу с врагом, приблизить час победы. Учась в Гродно и будучи комсомольским активистом, Клейн выступил с критикой начальства, и только отъезд в Ленинград помог ему избежать наказания. Первая газетная публикация Клейна, появившаяся в 1956 году в газете «Ленинградский университет» называлась «Нужна коренная перестройка». С 2008 года публицистическая активность Льва Клейна связана с газетой «Троицкий вариант», в которой увидели свет более 100 коротких заметок и статей, посвященных не только науке, но и политике. Более 40 000 человек познакомились с его статьей «Приглашение к застою», посвященной верноподданническому манифесту Никиты Михалкова и размещенной на сайте Grani.ru.

Мемуарная часть книги «Трудно быть Клейном» завершается своеобразной исповедью автора: «Трудно ли мне было жить? И да, и нет. С одной стороны, мне было легко и радостно жить – прежде всего потому, что природа одарила меня не только некоторым умом и талантами, но и оптимистическим характером. Затем, существенно, что я родился не уродом и долго обладал хорошим здоровьем. Я получил не только замечательные гены, но и неплохое воспитание и образование, главное – приучен трудиться. Я вырос в атмосфере, пропитанной интеллигентскими традициями (русской и европейской), любовью к учебе и литературе, русской и иностранной. Вообще, в атмосфере терпимости и взаимоуважения. Наконец, мне просто везло в жизни. Везло на интересных людей, на талантливых учеников, на ситуации, в которых можно было проявить себя.

С другой стороны, в бытовом отношении жизнь мою легкой не назовешь. Да и не только в бытовом. Жизнь все время требовала от меня огромных усилий, упорного труда, порою смелости и всегда мужества. Препятствия возникали на каждом шагу, часто непреодолимые. Их приходилось пробивать или обходить. Я, как кошка, падал всегда на четыре лапки. Умел обращать бедствие в добро, извлекать уроки и выгоду из поражений.

Почему было так трудно, труднее, чем многим другим? Потому, что я еврей? Евреев много вокруг, и есть весьма успешные, несмотря на препоны. Потому ли, что интеллигент и стремился им оставаться? Интеллигентов еще больше, а время, когда это слово было у нас ругательством, прошло. Потому ли, что меня воспринимали гомосексуалом? Таких миллионы, и многие – в верхах общества. Потому ли, что обладал талантами и стремился их реализовать? Говорил же Пушкин: “…черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом”. Кондаков в старости говорил, что хотел был прожить еще одну жизнь и готов был бы родиться вторично, однако прибавлял: “Но с одним условием: не в России”. Так может быть, все потому, что я родился в России? Но я вряд ли мог бы реализовать свои способности в другом месте так, как я это сделал в России. Вероятно, все это сказывалось понемножку, в сочетании, и превращало мою жизнь в бег с препятствиями. Но главное – это то, что я все время стремился их преодолевать. Препятствия того или иного рода есть везде и у всех, они громоздятся со всех сторон, но далеко не каждый стремится их преодолеть, даже если имеет силы для этого. Нужен еще и вкус к преодолению. Так что трудно было главным образом потому, что я – это я, это Клейн. Трудно быть Клейном»[105].