Мунсайд

Снаружи доносился равномерный стук. Видимо, Кави пытался разбить стекло.

Точно! Это была не буква, он нарисовал молоток. Молоток в случае пожара, он есть в каждом автобусе.

– Глупая, глупая Ивейн, – повторяла тварь, с мучительным удовольствием водя ногтем по моей икре. Нога горела, а джинсы все больше пропитывались кровью.

Мои глаза, мутные от слез, видели красное квадратное пятно. Там должен был висеть молоток. Надо только отвлечь его.

– А сам прийти зассал, а, Варрон? – Мой голос дрожал от боли и слез и оттого звучал не так грозно.

Тварь озадаченно посмотрела на меня. В яблочко. Это точно был Варрон. Так он донимал меня в школе: «Глупая, глупая Лавстейн».

– Ссыкло ты, а не маг! – Я сплюнула в сторону, стараясь выглядеть как можно смелее. – Я думала, ты уже где-нибудь в Канаде. И Селена так считает.

С коротким рыком он яростно бросился на меня, но я успела увернуться, так что тварь приземлилась на пол. Правда, его локоть попал мне прямо в глаз. Я выхватила этот чертов молоток и побежала к двери, но тут меня снова схватили за волосы.

– Из-за тебя моя жизнь пошла под откос. Из-за твоего инкуба, из-за твоих поручений мои родители чуть не погибли…

– Не драматизируй. – Когти впились в кожу головы, и я заорала от боли. В руке я сжимала молоток.

– Единственное, что хорошего ты могла сделать, – так это убить Уоррена, но и тут облажалась! – Он ударил меня коленом под лопатку, и я согнулась от боли, но молоток не выронила. Моя поза была унизительна. Я стояла на четвереньках, словно собака, тварь держала меня за волосы, а снаружи за всем этим наблюдал Кави. Самое время пробудиться его настоящей личности и спасти меня. – Лавстейны всегда все портили. Вас выбрали случайно, возложили такую ответственность! – Он с такой силой пнул меня, что руки не выдержали, и я распласталась по полу. Удар по ребрам. Хрип вместо крика, боли было так много, что мое тело занемело. Я так и сдохну? Из-за неуравновешенного мага, из-за секс-видео с моим другом? Я усмехнулась, и ему это явно не понравилось. Тяжелый ботинок опустился на мои пальцы. Будто со стороны я услышала хруст и собственный крик. Но молоток все еще оставался в моей руке.

– Я хочу отомстить и твоему дружку, – ласково сказал он, отходя куда-то, – той же монетой.

Я попыталась шевельнуться. Одна рука не работала.

– Переворачивайся! – Он пнул меня, и я с трудом перевернулась на спину. Стоило ли говорить, что кинуться с молотком я не смогла бы. – Улыбайся, Ивейн, улыбайся. Я покажу это Каспию, а потом Кави, как только он вернется.

На меня смотрел объектив камеры.

Меня ждало нечто намного ужаснее, чем избиение.

– Сейчас, надо только ее куда-нибудь закрепить…

Сейчас или никогда!

Удар по коленке ногой, он согнулся на пару секунд, а камера упала вниз. Я едва поднялась на ноги и увидела стоявшего за стеклом Кави.

Моего Кави, настоящего Кави.

Я занесла руку для удара, но в этом не было нужды. Мы встретились взглядами через мутное стекло, и я все поняла.

Ужасный крик и сильный запах гари. Водитель внезапно загорелся.

Два удара молотком – и Кави уже тянул меня за куртку. Оказавшись на земле, мне удалось сделать лишь пару шагов, прежде чем повалиться на бок: от боли, шока, пережитого ужаса. Адреналин, на котором я продержалась, истрепал меня.

Я была больше искалечена, чем жива.

Кави

Ему было стыдно за свою хижину: пыльную, частично прибранную, неуютную и отталкивающую. Местами протертый паркет, криво покрашенные стены. Мебели мало, не говоря уже о каких-то горшочках и лампах. У него даже стеллажа не было, книги валялись стопками на полу. Было стыдно показывать ей это, потому что такое было ее недостойно.

Недостойно глупого подростка в вечно мятых рубашках.

Он принес стул из кухни в спальню и поставил рядом с кроватью. Под тремя одеялами сопела девчонка, хмуря брови и периодически вздрагивая. Все равно от нее веяло спокойствием, но он не знал почему.

Он успел принять ванну, промыть лоб и губу, отмыть копоть. Волосы еще были мокрыми, на пол с них капала вода. Шишка и рассеченная губа – мелочи, ничтожные по сравнению с ее ранами.

Он смотрел на нее и периодически одергивал себя: неправильно.

Под «неправильно» он подразумевал все, что хоть как-то касалось этой девчонки. И он только усугубил это, склонившись к ней.

Двумя пальцами приподнял одеяло. Икра и голень в глубоких и длинных царапинах, возможно, порвано сухожилие. Белые бинты уже стали коричневыми, но, кажется, кровь остановилась. Два пальца правой руки точно были сломаны, остальные ушиблены. Они опухли и стали багровыми. Лоб превратился в огромную шишку, как и нос. Корни волос потемнели, это от запекшейся крови.

Он осторожно приподнял ее майку. Вряд ли она проснется после такого, но все равно делал это с опаской. Он не боялся, что она его заметит, а, скорее, боялся себя, потерять контроль и сделать… что? Сжечь?

Гематома в районе ребер. Он надеялся, что без перелома, но точно сказать не мог. Девчонка дышала тяжело, со свистом. Наверняка надышалась гарью.