МУОС

– Нам пора… Потрудитесь обдумать, что вы доложите товарищу Москвину, – и вышел из радиорубки. Красный радиомеханик, рассеянно пожав руки Игорьку и своему коллеге, засеменил за своим «хозяином».

Остались Игорь и его наставник. Они, сменяя друг-друга, ещё двое суток сканировали эфир. Потом к ним в рубку зашел один из учёных и, не поздоровавшись, сообщил:

– Совет потребовал прекратить трату ресурсов на проект «Цивилизация». Они считают проект безнадёжным. Нам запрещено тратить силы штатных работников. Вам, радиомеханик, сказано немедленно приступить к выполнению других задач. Но нам удалось уговорить Совет не ликвидировать рубку в ближайшее время. Поэтому начальником рубки назначаешься ты, – учёный кивнул на Игоря. Тот ошалело посмотрел в глаза учёного, но по ним трудно было определить, вкладывает ли он в фразу «начальник рубки» какую-либо иронию.

1.2.

Сначала 16-летний сирота Игорь Кудрявцев, обрадовался столь ответственному назначению. Но потом он вспомнил, что все что ни случается в его жизни – бывает только к худшему. Он тяжело вздохнул и тупо уставился на жужжащий приемник.

Игоря 12 лет назад забрали с Чеховской. Он мало, что помнил со своего детства. Лицо матери он не помнил. На месте лица у него в памяти всегда вырисовывался только овальный круг. Но вот густые светло-русые волосы матери, заплетенные в две тугие косы, спускавшиеся почти до пояса, он помнил хорошо. Также хорошо он помнил черную униформу матери с коловратом на рукаве. Помнил её ласковые руки и её ласковый голос, когда она ему пела какие-то детские песенки. Образ матери у него никак не ассоциировался с тем портретом фашистов Четвертого Рейха note 6, который рисовался по рассказам жителей Полиса. Он мог бы считать всё это не правдой, но в одном из уголков его сознания память хранила случай, который он хотел бы, но не мог, забыть.

Игорь почти всегда по вечерам встречал мать с работы. Мать выходила из двери, ведущей в какой-то коридор в дальнем конце перрона. В тот коридор станции никого никогда не пускали. Но он и другие ребята часто слышали оттуда приглушённые, леденящие кровь, почти нечеловеческие крики.

Он мать дожидался у двери. Мама выходила, ласково ему улыбалась, радостно брала на руки. Когда Игорь спрашивал, кто там кричит, мать отвечала, что это «плохие». Иногда она их называла «айзерами» или «чурками». Для четырёхлетнего мальчика этого было достаточно. Воображение дорисовало из этих «айзеров» страшных монстров.

Но однажды Игорь попал внутрь. В этот вечер дверь «маминой работы» была открыта. Два охранника в черных камуфляжах, которые обычно стояли за этой дверью, ругались с каким-то рабочим, пытавшимся протолкнуть в дверь тележку. Тележка не лезла и оба охранники благим матом орали на рабочего, потом вытолкали тележку и стали пинками прогонять бедолагу. Охранники привыкли к тому, что Игорь постоянно ошивается возле двери, и поэтому на него не обращали никакого внимания. Да и к тому же они увлеклись пинанием рабочего. В этот-то момент Игорь и вбежал в коридор.

Игорь забежал в первую попавшуюся дверь и увидел свою мать. Она была в белом халате, испачканном кровью. Мать и ещё двое мужчин в таких же халатах склонилась над головой полностью голой и удивительно смуглой девочки, привязанной к стулу. Девочка была лет шести. Ремни жёстко притягивали её к сидению, не давая возможности пошевелиться. Выше уровня глаз черепная коробка девочки была срезана. На столике в лужице крови лежал верх черепа с пышной копной чёрных волос (таких чёрных волос он ещё никогда не видел). Рядом лежала пила. В серо-красном веществе мозга девочки ковырялась каким-то предметом мать Игорька.

Девочка кричать не могла – у неё во рту торчал резиновый кляп, поверх которого шел ещё один ремень, жестко вжимавший кляп в рот, а вместе с ним и прижимавший головку ребёнка к подголовнику стула. Но девчушка явно была в сознании, возможно на грани агонии. На окровавленном лице застыли ужас и невыносимая мука. Глаза, казалось, сейчас вылезут из орбит, на окровавленных щеках – дорожки от ручьями текущих слез.

Девочка увидела Игорька и как-то встрепенулась. Тогда мать повернула голову, побледнела и зло крикнула: «Пошёл вон!». Игорь не мог пошевелиться. Мать резко вытерла окровавленные руки в перчатках о свой халат, подошла к Игорьку, схватила его за руку, вытащила из операционной и потащила по коридору. Оба охранника, видно уже прогнав рабочего, удовлетворенные возвращались к посту. Увидев мать с Игорьком, они перепугались. Мать вывела Игорька из коридора и сдержано сказала: «Жди меня дома». Игорь побежал, что было силы. Только слышал, как мама – его ласковая добрая мама, орала на охранников, употребляя такие слова, которых он от неё раньше никогда не слышал.

Мать вернулась с работы раньше обычного. Это была снова его ласковая мама. Она пробралась в угол палатки, в которой сидел и трясся Игорь, всунула в руку Игорьку несколько шоколадных конфет (которые стоили не меньше рожка пулек). Она обняла его и ласково зашептала прямо на ухо: