Муос

Народ здесь жил пестрый. Тут обитали выходцы со всех станций подземки, а также из бункеров и дальних поселений. Они объединялись в кланы, по-прежнему делясь на американцев, партизан, центровиков и поселенцев, и особой симпатии друг к другу не испытывали. Но перед внешним миром они называли себя нейтралами и гордились этим. Знаменем станции являлся кусок серого полотна, а кроме того каждый нейтрал носил на рукаве серую повязку. Серый цвет — ни белый и ни черный — знак нейтралитета.

В соответствии с Конвенцией, всякий, кому удавалось достичь Нейтральной, становился гражданином этой станции. Но возврат на родину беженцам был заказан. Поэтому на станции собрались, главным образом, изгои: мутанты, преступники, повстанцы со всех уголков Муоса.

Здесь разводили кур и свиней, которых кормили слизнями. Слизней, в свою очередь, собирали в туннелях, а также в норах, прорытых змеями. Ежедневно группы людей уходили для сбора слизней, рискуя встретиться со змеями или диггерами — и далеко не каждый день они возвращались в полном составе. Но станция жила, выполняя свою задачу.

Радист молча шагал неподалеку от Светланы, изредка отрывая глаза от своих грязных сапог. Лихорадка боя и пережитое волнение сменились тупым безразличием, он просто подчинялся общему ритму.

Вход на станцию закрывали тяжелые ржавые ворота с тремя рядами бойниц. Чтобы развести их, потребовались усилия чуть ли не десятка человек. Картина, открывшаяся взору, напомнила Радисту термитники, виденные в одной из книжек, которые он листал в детстве. Сотни дотов с амбразурами вместо окон громоздились друг над другом, уходя под самый потолок. Доты, наверное, были построены в разное время и по разным технологиям: из кирпича, бетона, глины и еще какого-то неведомого материала. Главным образом они служили жильем, но при набегах врагов каждый такой дом становился крепостью. К дотам вели шаткие лестницы, которые, в случае необходимости, легко убирались. Следы былых боев были видны повсюду: как минимум два мощных взрыва в свое время разрушили часть строений.

С Нейтральной шел туннельный переход к станции Октябрьская — Московской линии Минского метро. Имелся еще один переход — через общий для двух станций вестибюль. Кроме того с разных сторон сюда подходили норы, которые также нужно было охранять. Одним словом, жизнь на Нейтральной была очень неспокойной, и ее жители находились в постоянной боевой готовности. Может, поэтому они были так недоверчивы и агрессивны.

Партизан и уновцев встретили недружелюбно. Видимо, так здесь принимали всех чужаков.

Лекарь и другие бойцы занялись ранеными. Радист вызвался помочь. Ему хотелось как-то искупить свое трусливое бездействие в бою и отвлечься от гадких, не оставлявших его мыслей. Раненых перенесли в лазарет — большую пещеру, вырытую в твердой породе одной из стен станции. Раненых и больных здесь не жаловали.

Медицинским обслуживанием населения станции в триста человек занимался один врач по кличке Мясник, сбежавший от властей Центра. Его история заслуживает отдельного рассказа. Настоящее имя его было Виктор. В клинике Центра он был самым искусным хирургом и делал сложные операции. Но, как часто случается, талант у него сочетался с пороками. Мясник любил роскошь и оперировал небескорыстно. Собственно, на здоровье и ощущения своих пациентов ему было плевать — его интересовала только плата за их лечение. Готовясь к очередной операции, врач тренировался на трупах трагически погибших граждан Центра. Но иногда ему был нужен «живой материал» — и несколько раз перед оперированием высших чиновников Центра Мяснику разрешали использовать мутантов, которые в Центре не имели никаких прав. Но движимому неуемной гордыней и жаждой наживы эскулапу этого было мало.

В терапевтическом отделении клиники, которым заведовала подруга Виктора, один за другим стали умирать пациенты. Их тут же отвозили в хирургию, где Мясник практиковал свои научные опыты. Но одному из таких несчастных удалось бежать. Он-то и поведал, что отвезли его туда Виктор со своей подругой еще живым, накачав при этом опием. Из-за какой-то врожденной устойчивости к этому наркотику, он не впал в забытье даже от убойной дозы и слышал высказанные вслух горделивые мысли врача, планировавшего на заведомо живом человеке опробовать новый хирургический метод. Первый же надрез скальпелем окончательно привел беднягу в чувство, и ему чудом удалось бежать, а потом сообщить о враче-садисте следователям Центра. После этого оба нечистоплотных медика были задержаны.