Читаем Муравечество полностью

Чтобы подумать, Кальцию нужно отвлечься. Он берет газету — пишут, что через пятнадцать минут начинается фильм. Это его кино «Карбонат Кальция» — комедия, где он играет магната в отрасли безалкогольных напитков, который производит газировку с искусственным апельсиновым вкусом под названием «Мирминда». Он разливает свой продукт по огромным одноразовым стаканчикам, потом выливает на тротуар, чтобы привлечь муравьев, потому что, хоть он и очень богатый бизнесмен с несколькими особняками, он одинок. Однажды мимо проходит прелестная самка, и Кальций сражен ею наповал. Бетти (так он ее называет) даже как будто не знает о его существовании. Мне это напоминает «Хвалу любви» Годара, величайший фильм 2000-х как из-за применения обратного времени, так и из-за разных видов пленки. Роль Бетти в исполнении Муравьихи Бетти такая же душераздирающая, как роль Элль в исполнении Сесиль Кэмп в шедевре Годара. Сказать, что Бетти столь естественна, столь человечна (за неимением лучшего названия; столь муравечна?), что как будто вовсе не замечает камеры, будет, наверное, преуменьшением века, или, если точнее, муравека.

Я смотрю вместе с Кальцием, желая оказаться рядом по-настоящему, а не лежать в марле в клоунской больнице, желая, чтобы он знал, как я восхищаюсь — нет, обожаю его творчество. На долгое время забываю, что никакого Кальция нет, что он довольно бредовая выдумка Инго Катберта, что он появился, целиком, хотя и нелогично, сформированным из разума сына фермера-издольщика (?), что он — собирательный образ всех наших человеческих страхов и надежд: надежд на гениальность и страха быть непонятым, даже через миллион лет, даже через миллион жизней, даже через муравек, даже через миллион муравеков и тому подобного.

Внезапно пленка застревает. В образе одного из особняков Кальция прогорает дырка, и он спешит в будку, чтобы выключить проектор и ограничить ущерб.

Позже, в монтажной, он вырезает испорченный кадр, склеивает две оставшиеся части, начинает фильм заново.

Пока мы с Кальцием вновь смотрим фильм, уже из будки, проектор плавно проскакивает через пропавшую двадцать четвертую долю секунды. Мне приходит в голову, что, возможно, мы, люди, неправильно представляем себе путешествие во времени. Может, скорее все так: каждое мгновение квантовано. Так что если в одно мгновение сгорает дом и это мгновение удаляют, то сгорание дома не переносится в следующее мгновение. Во всех остальных мгновениях дом останется нетронутым, не считая, может, крошечных, почти неуловимых сбоев небытия, где склеено оставшееся время. Конечно, эту самую мысль Апатоу исследовал в фильме «Сорокалетний девственник». Хоть кто-нибудь смог превзойти Джадда Апатоу? Если вспомнить эпизод с вощением волос (а как можно забыть такую классическую апатоускую юмордию?), именно этому он нас и учит — тому, что я, например, раньше не был готов узнать. «Теперь я готов, Джадд», — говорю я космосу. Одна-единственная жесткая черная волосинка, выдернутая из груди Стива Карелла, никак не изменит то, что нам известно как «волосы» на груди Карелла. Единственный способ изменить наше восприятие волос на груди Карелла — выдергивать волосок за волоском. Все отдельные волоски складываются в то, что мы воспринимаем как «волосы на груди Стива Карелла», но удаление лишь одного останется незамеченным любому, кроме электротерапевта с самым наметанным глазом. То же относится к пленке или квантованной реальности.

Конечно, Инго неслучайно назвал муравья Кальцием. Краткое анаграммное исследование словосочетания «муравей Кальций» — Calcium Ant

— дает красноречивое Lacuna Mict, то есть «Лакуна MICT», а краткое аббревиатурное исследование MICT раскрывает нам, что это сокращение для «многослойной компьютерной томографии». Краткий поиск слова «томография» в словаре раскрывает, что это «послойное сканирование объекта». Если бы из образной структуры пропал всего один такой «слой», заметили бы это? И если нет, что это говорит о мире, в котором мы вполне возможно и совершенно наверняка живем?

Возможно, недостающий миллион лет — не более чем побочная деталь фильма, единственный «волосок Карелла», если ввести новый термин? Я действительно не сомневаюсь, что единственный смысл этого недостающего миллиона лет — служить стеной, разделяющей нас, моего друга Кальция и меня.

И как бы хотелось сообщить все это Кальцию через бесконечные, бессмысленные муравека. Возможно, это облегчило бы его бремя. Тут я снова себе напоминаю, что Кальция, скорее всего, в будущем не существует. Более того, он существует только в прошлом, в давно снятом фильме Инго, и даже там его нет, потому что фильм уничтожен. Следовательно, Кальций существует только в моих мыслях, в моем воображении, в моей памяти; следовательно, я могу с ним общаться, если пожелаю. Ведь мы оба — у меня в голове.

Глава 83

Перейти на страницу:

Все книги серии Vol.

Старик путешествует
Старик путешествует

«Что в книге? Я собрал вместе куски пейзажей, ситуации, случившиеся со мной в последнее время, всплывшие из хаоса воспоминания, и вот швыряю вам, мои наследники (а это кто угодно: зэки, работяги, иностранцы, гулящие девки, солдаты, полицейские, революционеры), я швыряю вам результаты». — Эдуард Лимонов. «Старик путешествует» — последняя книга, написанная Эдуардом Лимоновым. По словам автора в ее основе «яркие вспышки сознания», освещающие его детство, годы в Париже и Нью-Йорке, недавние поездки в Италию, Францию, Испанию, Монголию, Абхазию и другие страны. Книга публикуется в авторской редакции. Орфография приведена в соответствие с современными нормами русского языка. Снимок на обложке сделан фотоавтоматом для шенгенской визы в январе 2020 года, подпись — Эдуарда Лимонова.

Эдуард Вениаминович Лимонов

Проза
Ночь, когда мы исчезли
Ночь, когда мы исчезли

Война застает врасплох. Заставляет бежать, ломать привычную жизнь, задаваться вопросами «Кто я?» и «Где моя родина?». Герои романа Николая В. Кононова не могут однозначно ответить на них — это перемещённые лица, апатриды, эмигранты, двойные агенты, действовавшие между Первой и Второй мировыми войнами. Истории анархиста, водившего за нос гитлеровскую разведку, молодой учительницы, ищущей Бога и себя во время оккупации, и отягощённого злом учёного, бежавшего от большевиков за границу, рассказаны их потомками, которые в наши дни оказались в схожем положении. Кононов дает возможность взглянуть на безумие последнего столетия глазами тех, кто вопреки всему старался выжить, сохранить человечность и защитить свои идеи.

Николай Викторович Кононов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Заберу тебя себе
Заберу тебя себе

— Раздевайся. Хочу посмотреть, как ты это делаешь для меня, — произносит полушепотом. Таким чарующим, что отказать мужчине просто невозможно.И я не отказываю, хотя, честно говоря, надеялась, что мой избранник всё сделает сам. Но увы. Он будто поставил себе цель — максимально усложнить мне и без того непростую ночь.Мы с ним из разных миров. Видим друг друга в первый и последний раз в жизни. Я для него просто девушка на ночь. Он для меня — единственное спасение от мерзких планов моего отца на моё будущее.Так я думала, когда покидала ночной клуб с незнакомцем. Однако я и представить не могла, что после всего одной ночи он украдёт моё сердце и заберёт меня себе.Вторая книга — «Подчиню тебя себе» — в работе.

Дарья Белова , Инна Разина , Мэри Влад , Олли Серж , Тори Майрон

Современные любовные романы / Эротическая литература / Проза / Современная проза / Романы
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза