Мурло

— Да чего Степан? Чего Степан-то? — оборонялся Домрачёв. — Я специально, что ли? Чужую машину-то угрохал? Специально, да? Делать мне нечего: месяц теперь на один только её ремонт работать! Порыбалили зато, Ген. Окуньков зато наловили, вон. И так тошно, а ты ещё тут… — Ну ладно, ладно, — смягчился и захлопал Домрачёва по плечу Гена, — пойдём давай, пока не окоченели.

Домрачёв залез в салон и взял оттуда пакет с уловом.

— Да оставь ты, — сказал Гена, увидев, за чем лазил Степан Фёдорович.

— Чего ж мы, с пустыми руками придём?

— Ну, возьми, возьми.

Они ступили на озеро.

— Угонят же, блин, — взволнованно сказал Степан Фёдорович и остановился.

— Прям уж угонят, — просипел Гена и тоже остановился. — Пойдём давай. Ты с ключом на ней уехать не можешь, а кто-то без угонит? Так, что ли?

— А может, прицепят да увезут? — удовлетворившись его доводом, Домрачёв всё же решил успокоить себя на все сто.

— Надо оно? Ночью никто тут не ездит. А мы поутру Егорку возьмём да отбуксируем. Нормально всё, Степан, не переживай. Ты отнесись к этому как к приключению. Хорошо ж на старости лет костями тряхнуть? — успокаивающе улыбаясь, обратился к Домрачёву Гена и пошёл.

Степан Фёдорович пошёл за ним.

— На старости, — передразнил Домрачёв. — Прям уж. Мы с тобой, Ген, в самом расцвете сил.

— Ну вот, тем более: приключения нам полезны.

— И то верно, — счастливо улыбнулся Степан Фёдорович и прощупал через пакет замёрзшие тельца рыбёшек, а закончив учёт, мечтательно задрал голову и добавил: — Уж стемнело почти.

— Хорошая ночка будет, — сказал Гена, — морозная.

Как лёд на водоёмах в крепкие бесснежные морозы чист и прозрачен, так и ночное небо в те же дни чисто и прозрачно. Первые звёзды на востоке часто облепили небосвод. Худющий месяц острым серпом висел над далёкими огоньками села. Редкие перьевые облака на ещё голубо-жёлтом западе выглядели как метёлки, смывающие с небесного лица день, свет и грязь. Всё было отчётливо тем вечером. Снег под ногами скрипел чеканно, звёзды светили непривычно ярким молочным блеском, чистота неба позволяла разглядеть очертания теневой стороны луны, а её месяц выглядел как сквозное отверстие в стене тёмного помещения. Домрачёв с задранной головой и оголённой шеей мокрыми от радости глазами смотрел на небо и невольно улыбался. На усах его висели маленькие сосульки. Гена, сунув руки в карманы и сгорбив спину, прятал подбородок в дутом пуховике и смотрел под ноги. Когда он увидел дыру от чьего-то бура во льду, он обратился к Домрачёву, бубня себе под нос:

— Под ноги смотри.

— Никогда ещё таких звёзд не видел, — сказал Степан Фёдорович, опустив голову. — Ещё бы: небо чистое, свет в домах слабый. Хорошо на родину вернуться?

— Мягко сказано, — закивал Домрачёв. — Где ж я был всё это время?

— Остался б здесь жить? — спросил Гена.

— Да куда ж мне? — вздохнув, отвечал Степан Фёдорович. — У меня же квартира, работа, семья, в конце концов.

— Я ж не о том, — сказал Гена. — Вот не было б ничего этого у тебя и мог бы ты выбрать, где жить: тут или в Рязани своей — что б ты выбрал?

— Везде ж свои плюсы и минусы. Не знаю, Ген, если честно. Тут хорошо, красиво. Спокойно, главное. Но скучно ж, поди?

— Чего ж скучать? Некогда скучать. Работаешь почти всегда. Когда на заводе, когда по хозяйству.

— А жить когда, раз работаешь всегда? — сощурил глаза Домрачёв. — Смотри-ка, рифмами заговорил.

— Я, Степан, как и многие деревенские, воспитан так: работа мне в радость.

— Ну тебе. А молодым? Молодёжи то бишь?

— А молодёжь у нас и не работает толком, — сказал Гена.

— Чем же ей тогда заниматься? — спросил Степан Фёдорович.

— Чем-чем? Ну, вот Катька. Что она? Книжки, вон, читает, с Егором гуляет.

— Книжки, — протянул Домрачёв, будто не услышав имени «Егор». — Что ей эти книжки? Это жизнь разве?

— Ты зря, Степан, так. Это зимой тут кажется, что делать нечего, и я с тобой, вообще-то, согласен, а летом знаешь, как хорошо? Озеро, вишь, рядом? И купаться, и рыбалить. Ребятня, вон, на скутерах, на великах.

— Ну и что им эта рыбалка? Купания? Достаточно, что ли, этого?

— Чего тебе ещё-то надо? Ну, площадка волейбольная есть у нас, стадион у школы вообще-то. Не знаю, эм, клуб, кафе — всё есть. А в городе что делать летом? Ходить взад-вперёд?

— Ну почему? — улыбнулся задетый Степан Фёдорович. — У нас до Москвы недалеко. В музеи можно ездить, в театр там.

— При чём тут Москва? Мы же про город вообще говорим. У нас тоже, знаешь, до Уфы недалеко. Там тоже театры есть и музеи. И что с того? — Московские музеи, я думаю — это другое дело в отличие от Уфинских. — Да какая разница, Степан! — вспылил Гена. — Я же говорю: не про Москву и не про Уфу речь. Чего ты заладил-то? Ты сам-то когда в последний раз ездил в театр или музей московский?

Домрачёв смутился. Он не помнил, когда последний раз был в Москве по этой причине. — Ну хорошо. В Рязани тоже есть чем заняться. Можно в бильярд пойти поиграть. Я, кстати, хожу иногда, играю. В боулинг. Парки есть. Храм красивый. Кафе, рестораны, да и музей есть, должно быть.