— Можно и в «Ирину». Могли бы до Миньяра доехать. Кино бы посмотрели.
— Можно и до Миньяра, как хочешь, — отрешённо сказал Егор, заводя машину. — Всё хорошо? — Катя наклонила голову, заглядывая Егору в глаза.
— Нормально-нормально, — закрыл он глаза. — Подустал маленько.
— Может, не поедем к моим тогда?
— Чего ты? Поехали. Я разве что поспать прилягу, если глаза слипаться начнут. — Что за работа у тебя такая? — Катя повернулась к сменяющемуся в боковом окне пейзажу.
— Работа как работа. Зато платят хорошо.
— Надо оно тебе? — с досадой сказала Катя.
— Ну, — попытался сдержать улыбку Егор, — оно скорее для тебя надо, чем для меня.
— Что ж я, троглодит, что ли, какой? — ухмыльнулась Катя. — Хуже: ты женщина. Да ещё и моя, — счастливый, Егор повернулся к Кате. Она улыбалась.
Когда они подъехали к дому, Егор начал искать в бардачке пачку сигарет, а Катя вышла из машины.
— Ты же бросил, — она вопросительно взглянула на него, когда он встал перед ней с сигаретой в зубах.
— Да я одну. Иди пока. Я скоро.
— Смотри, Егор, — начала наказывать Катя. — Сначала одну, потом две. Надо учиться сдерживать себя.
Егор, недолго подумав, с тоскливой улыбкой сказал:
— Иди, а?
Катя улыбнулась и пошла в дом. Зайдя в сени, она услышала два женских голоса, доносящиеся из кухни. Они были разборчивы, и Катя, чтобы женщины не сказали при ней ничего лишнего, громко хлопнула дверью.
— Кто там? — крикнула Нина.
— Это мы, мам, — крикнула в ответ Катя, стягивая сапог.
— Кто мы? — уточнила Нина, подойдя к дочери.
— Егор на улице курит, — ответила Катя.
— Приехал уже? — спросила Нина.
— Приехал, приехал.
— А чего курит? Он же бросил, — удивилась Нина, прижав подбородок к шее. — Чего это он?
— Не знаю я, мам. Захотелось ему что-то. Зайдёт — спросишь сама. — Ну понятно. К нам тётя Света, кстати, в гости зашла, — поправляя халат, оправдательно сказала Нина.
— Да я слышу. Здравствуйте, тётя Света! — крикнула Катя.
— Здравствуй, Катенька, — раздался в ответ голос.
Катя вместе с мамой зашли в кухню, и девушка ещё раз поздоровалась с тётей Светой. Ей нравилась эта женщина. Почему-то девушке казалось, что они с ней похожи. Светлана была красивой женщиной: многие находили её привлекательной и в её сорок с небольшим. Она была живой, всегда радостной. Катя уважала в ней то, что она первой никогда не начинала сплетничать. Светлана, как казалось девушке, была прагматичной, расчётливой женщиной, умеющей манипулировать людьми и в особенности мужчинами.
Она и правда мастерски умела манипулировать, но пользовалась своими способностями нечасто и по отношению к редкому человеку. Она, как могла, управляла только своим мужем Федей и детьми — старшим Димой и младшей Сашей. Но делала она это, как сама считала, им же во благо. Возможно, это было так, ведь она слыла женщиной умной и справедливой. Катю восхищали в Светлане её манеры — многие девушка переняла. Мало в женщине было деревенского: она ухаживала за собой, старалась держать себя в форме, работала в школе учительницей русского языка и литературы. Наверное, она и привила Кате любовь к словесности. На своих учеников она никогда не кричала, но и не была с ними чересчур мягкой. Во всём она старалась быть справедливой и отплачивать человеку, кем бы он ни был, по его заслугам. Не выучил её ученик урок — она поставит двойку, несмотря на его слезливые просьбы этого не делать; сгрубит ей кто-нибудь на почте — она сгрубит в ответ, порой даже забыв о манерах; обидит её муж — она сделает так, чтобы он почувствовал себя виноватым, и не словами, не прямыми действиями, но заставит его извиниться.
Тем Светлана теперь и занималась. Несколько месяцев кряду она просила Федю поменять скрипящие половицы в сарае. Боялась, что они прогнили и могут в любую секунду проломиться. Муж божился, что починит, но он так и не сделал этого до того, как нога Светланы вместе со сломанной доской едва не провалилась под сарай. Доски он в итоге заменил, но перед женой так и не извинился. Не дождавшись извинений, Светлана решила действовать. Сегодня был первый день её операции: она пошла в гости к Нине в расчёте на то, что, когда Федя придёт с работы, дома её не застанет. За детей она не волновалась: Дима был очень самостоятельным юношей и мог позаботиться и о себе, и о сестре. Светлана не сказала Нине ни слова о том, что натворил Федя. Сказала лишь, что соскучилась и решила проведать подругу. В школе были каникулы, и она не работала.
— А мы, вот, Кать, про Степана Фёдоровича заговорили, — сказала Нина, усаживаясь.
Катя посмотрела на мать с отвращением. Когда Светланы не было рядом, Катя оправдывала лишний вес и общую непривлекательность матери её возрастом, но, видя перед собой красивую женщину, равную матери по годам, она, сама того не желая, всякий раз сравнивала их и презирала родительницу.
— Как вы на кладбище съездили? Ничего?
— Ничего, нормально, — сухо ответила дочь.
— Как он, Степан Фёдорович-то? Не пустил слезу?
— Пустил, пустил. Ещё как пустил, — сказала девушка. — Вы про ситуацию, тёть Свет, в курсе вообще? — обратилась она к Светлане,