Мурло

— Да я ж не спорю: есть чем заняться. Кто ж спорит? Я о том, что досуг разный в городе и деревне. И ни тот, ни другой не лучше. Просто-напросто разные — кому какой ближе.

— И я не спорю: согласен с тобой полностью, — сказал Домрачёв.

— Чего ж мы тогда разглагольствуем тут?

— Надо же о чём-то говорить, — ответил трясущийся Степан Фёдорович. — Ты лучше подбородок в тулупе спрячь, не то заболеешь ещё. Пришли уж почти.

— Далеко ещё?

— Огни видишь? — Гена носом указал направление.

— Ну?

— Так вот, это крайние дома. От них ещё килóметра три.

— В полчаса, думаешь, дойдём?

— Управимся-управимся, — заверил Гена.

— А ты посмотри-ка, — Степан Фёдорович повернул голову налево, где по дороге, в двухстах метрах от них, скрипела на снегу машина с ярко горящими фарами. — Поехал всё-таки кто-то. Подобрали б нас, поди. — Они ж не в нашу сторону едут, — строго сказал Гена и, не желая долго смотреть на машину, уставился на свои ноги.

6

Катя с Егором и его мамой Лидой сидели в кухне и пили чай, когда Борис, отец Егора, вернулся с рыбалки. Парень, когда отец вошёл с уловом, быстро поднялся и подошёл к родителю.

— Здорово, бать, — протянул сын руку.

— Приехал? — отец пожал её. — Привет, Кать, — обратился он к невестке.

— Здравствуйте, Борис Юрьевич, — сдержанно сказала она, даже не взглянув на него.

Руки её были прижаты к телу.

— Наловил чего? — спросила рыболова жена.

— Наловил-наловил. Видел, кстати, Кать, отца твоего с мужиком каким-то, — добавил Борис, налив себе рюмку водки и сразу выпив её.

Егор сел на место.

— На рыбалку ездили? — спросила она о том, о чём сама прекрасно знала, чтобы заполнить паузу.

— Ага, — сказал Борис, садясь за стол. — Лид, дай-ка чего-нибудь.

— Ты сначала разденься пойди, — с обидой сказала Лида. — Чего ты опять, как вахлак, за стол в робе уселся?

— Ты поесть дай: голодный, — грубо сказал он. — На сына с невесткой дай поглядеть. — Без куртки не видно, что ли? — тяжело спросила Лида, наивно воспользовавшись последней попыткой.

Вставая из-за стола, она, красная, истерично усмехнулась. — Чего за мужик-то, Кать? — безучастно спросил Борис свои сложенные на столе руки.

На Катю он не смотрел. Не мог он на неё смотреть. Всякий раз, засмотревшись на неё, начинал злиться: недолюбливал невестку. Она казалась ему ненастоящей, манерной. Борис понимал, почему сын влюблён в неё, и знал, что она таких чувств к нему, как он к ней, не испытывает. Может, из-за этой досады за сына Борис её и недолюбливал, может, из-за того, что ему казалось, будто она пытается ставить себя выше остальных, но, скорее всего, из-за того, что просто лицо её было ему немило. Борис обычно задавал ей два-три вопроса и замолкал. Дальше с ней говорила только Лида. Катя не понимала, что она не нравится Борису. Она думала, что он просто человек такой: грубый, серьёзный. И вообще была уверена, что в семьях так положено: отец семейства не должен развлекать гостей (на то есть мать) — отец же должен сурово и строго следить за порядком и не снисходить до обсуждаемых сплетен — так всё и выглядело. Но, когда речь заходила о чём-то интересном или малопонятном Борису, он нахмуривал брови, зло прислушивался и спустя время невольно вступал в разговоры. Так он узнавал кое-что новое из мира литературы и прочих искусств. Он стыдился своей заинтересованности искусствами и в кругу семьи говорил о них осторожно. А если, боже упаси, кто-нибудь из мужиков узнал бы об этом, Борис бы места себе не находил, ведь ему было стыдно даже перед самим собой за свой интерес к этой теме. Борис всячески старался его побороть, но ничего не выходило. В конце концов мужчина оставил эти попытки и смирился со своей природой, как смирился с диабетом.

— А это, кстати говоря, родственник дяди Жоры, — ответила Катя на вопрос Бориса.

Лида кашлянула и громко клацнула тарелкой, не поворачиваясь к говорящим.

— Да ладно? — он уставился на Катю.

Лида кашлянула ещё раз.

— Нет, серьёзно, — Катя взглянула на него, но, начав краснеть, спрятала взгляд в столе. — Племянник его.

— Племянник, — зло прошипел Борис. — Сукин сы…

— Борь! — шикнула жена. — Без ругательств можно?

— Поубивал бы таких родственников, — будто не обратив внимания на жену, сказал Борис.

— Ну, лучше поздно, чем никогда, — взволнованно улыбнулась Катя, надеясь, что её улыбка смягчит Бориса.

— Говорил я Генке, не надо им звонить. Я и смотрю: рожа наглая, придурошная какая-то, — расставив пальцы, Борис яростно затряс руками. — Тупое лицо. Тупое. Даже не поздоровался.

— Борь, успокойся, а? — сказала Лида, ставя перед ним тарелку щей из кислой капусты. — Чего завёлся? Твоё какое дело? Приехал и приехал.

— Приехал! — Борис резко откинулся на стуле и зло уставился на жену. — А зачем приехал, ты подумала? А? Опять не думала? А ты подумай! Не было, не было, а тут приехать решил. Чего отец сказал ему? — обратился он к Кате. — За вещами чтоб приехал?

— Ну да, — тихонько ответила она.

— Вот! Вот они родственники! — Борис затряс указательным пальцем.

Егор тяжело вздохнул, закатил глаза и откинулся на спинку, сложив руки у груди.