Мурлов, или Преодоление отсутствия

– Гигант! Спиши слова. Гимн будет. Но ты не воин. Не умеешь считать. Нас тут не трое. Посчитай лучше – четверо. Ты Гомер. Иди учителем. Благороднейшая, доложу тебе, профессия. Плохо – ученики сволочи – могут убить. А то смотри, пошли завтра с нами. Я тут тропинку одну ищу, к островам кое-каким…

– Вы что, завтра уходите? – у Мурлова рассеялся в голове туман, и мысли вновь нашли друг друга.

– А что тут дольше делать? Пришли, проведали. Все на своем месте.

– Погуляли бы, отдохнули.

– Ты прямо, как мама, – помрачнел Ахилл. – Впрочем, как мама – не знаю. А дом, друг мой, не для отдыха и гуляний. Пойдешь с нами?

– Ребят надо предупредить. На верхней улице им туговато будет без меня.

– Предупреди. Конечно, нехорошо уходить, не предупредив. Царь у вас кто?

– Царь?.. Леонид… Ильич, наверное.

– Это тот, что с Фермопил?

– Нет, этот на фермах не пил. У него дач хватает.

– У него надо отпрашиваться? Смотри, могу словечко замолвить, по-свойски, по-царски.

– Отпрашиваться? У него? Зачем? Для него все равно, есть я, нет меня, здесь я, не здесь я, под Троей или у черта на куличках, живой, мертвый, грязный, пьяный…

– Плохой царь. Да и какой царь? Пустое место, – сказал Ахилл. – Боюсь, что и ты такой.

– Почему?

– Какой царь, таково и войско.

– Проверь. Я не люблю напрасных слов.

– Ты сам себя проверишь. А насчет троих ты верно сказал. Три – золотое число. Меня еще Хирон учил: на три любое число делится, без остатка. Хоть бутылка, хоть кувшин, хоть бочка. Хоть жизнь – детство, зрелость, старость. Не у всех, правда, – помрачнел грек.

После третьей кружки стены заходили, как живые, закружились, забаловались… Если сейчас произвести обратное арифметическое действие и умножить кружение стен на три кружки, получишь точно Вселенную, со страшной скоростью завивающуюся в спираль.

– А вот теперь можно и с девушками побаловаться, – сказал Ахилл. – Как тут у вас, много пленниц? Может, поделитесь? Заимообразно. На обратном пути рассчитаемся.

– Одна.

– Всего? Вы что, голубые?

– Мы все красные. Нам местных хватает.

– Местные? – не переставал удивляться Ахилл. Создалось впечатление, что царь спустился на землю не с гор, а прямо с неба. – Да где вы их тут нашли? Тут все до одной – дочери достопочтенных граждан. И без их согласия, я имею в виду отцов, как можно?

– Очень даже можно. Нам вполне хватает согласия девушек. Если ты заходишь ко мне в дом выпить вина, не пойдешь же ты за разрешением в милицию?

– Не пойду, – согласился Ахилл. – Я никогда в нее не хожу. Она сама ко мне ходит. И пьет вместе со мною. О, времена, о, нравы! – произнес Ахилл. – Где я это слышал? А, неважно!

– Ну, так как? По девушкам идем или…

– Нет, сперва они пусть по нам походят голыми ногами. Люблю, когда по спине и позвоночнику девки ходят. Ух, как распрямляет! Давай, зови местных, раз пошла такая пьянка. Мне эту, Сонику, она на верхней улице живет, крупная такая, хорошенькая. Как она ходит, как ходит!

– Нет Соники, – сказал Мурлов.

– Похитили? Умерла?

– Замуж вышла.

– Жаль. Хорошая девушка была. А сейчас превратится в ведьму.

– Хорошая. Жаль.

– А ты-то чего жалеешь? Ты, гляжу, пострел, везде поспел.

– Долго, что ли, умеючи.

– А ты, случаем, не знаешь, где она?

– Где-где, у геологов, – машинально сказал Мурлов и спохватился, что сболтнул лишнее.

– У геологов? У этих собак? – взвился Ахилл. – Идем!

– Куда? Зачем? – взял его за руку Мурлов.

– Идем! – сказал Ахилл, вырывая руку.

– Почему ты геологов собаками называешь?

– Они живут по своим законам, а баб таскают наших. Я зол на них!

– Подожди, фонарь возьму.

– Хорошая вещь. Надо будет под Илион взять. А то посты, и те толком не проверишь.

«Занятно будет, когда Шлиман фонарь найдет, а какая-нибудь спектроскопия определит ему возраст в три тысячи лет, – подумал Мурлов. – Потом фонарь попадет в музей, и о нем будет рассказывать посетителям экскурсовод или музейный сторож».

Через час были у геологов. Мурлов едва поспевал за длинноногим вождем. «Хорошо, копье не взял, – подумал Мурлов. – Разнес бы сейчас всю хату к чертовой матери».

– В этой избе? Или там?

– В этой.

Ахилл пнул ногой дверь, та слетела с петель. Он ворвался в избу и, направив фонарь на кровать, заорал дико:

– Руки вверх!

– Чего ты орешь, фриц недорезанный? – спокойно спросила кровать. – Зашел, будь гостем. Да не свети ты в рожу, а то засвечу сейчас.

Зажглась спичка, а за ней свечка на табуретке рядом с кроватью.

– Ахиллушка! – прыгнула с кровати Соника. Она была в чем мать родила, и по реакции троих мужчин было видно, что форма одежды им всем одинаково хорошо знакома – идеально делится на три. – И ты, Димитрос! Как я рада видеть всех вас!