Мусульманские страны на пороге XXI в. Власть и насилие

17 ноября 1997 г. шесть боевиков «Гамаа исламия» расстреляли в Луксоре 58 туристов, их гида и трех полицейских. Президент Х. Мубарак обвинил ряд европейских стран (Великобританию, Германию) в укрывательстве террористов, а ЦРУ — в их финансировании. Между тем частичная вина лежит на самих египетских властях. Именно А. Садат с помощью американцев открыл «ящик Пандоры» египетского исламизма, начав поощрять исламизацию экономики, систем образования и здравоохранения. Х. Мубарак пошел еще дальше, отдав исламистам целые сегменты общества, в то же время питая иллюзию, что государственный аппарат сохраняет безраздельный контроль над ним.

Наиболее рациональное объяснение луксорского теракта представили американские спецслужбы (уже после взрывов в Кении и Танзании): теракт — исполнение приказа из-за рубежа, данного с целью устроить сенсационную бойню, и причастен к нему бин Ладин. Незадолго перед терактом в Лондоне произошло примирение и объединение египетских «Гамаа» и «Джихада», подготовленное бин Ладином. Чтобы скрепить этот союз, исламисты и выбрали эффектную мишень.

В Египте исламизм будет иметь подпитку, пока продолжается репрессивная политика властей и пока не разрешится палестинская проблема. По мнению Лабевьера, единственным выходом из ближневосточного кризиса может стать прекращение США блокирования там мирного процесса, а Израилем — политики апартеида в отношении палестинцев.

Решение палестинской проблемы лишило бы исламистскую идеологию образа главного врага — монолитного Запада, безоговорочного союзника радикального сионизма. Вообще, следствием подъема исламизма может стать не столько «столкновение цивилизаций», сколько укрепление сетей организованной преступности и — одновременно — крупных деловых сетей глобализированного капитализма. «Совокупность современных исламистских течений часто воспроизводит три этапа одной и той же эволюции: этап вооруженных группировок, превращающихся в мафиозные сети, которые, в свою очередь, стремятся рано или поздно реконвертироваться в респектабельном деловом мире. "Священная война", определенно, разрешима в условиях глобализированного капитализма» (с. 341).

Следуя правилам партизанской войны, «афганцы» гибко меняют тактику, сообразуясь с разными условиями. Например, в крупнейшей мусульманской стране мира — Индонезии — они установили контроль над рядом социальных движений. Тем самым там возник «исламизм власти», с которым правящему политическому слою приходится считаться. С 80‑х годов, пользуясь терпимостью властей, Саудовская Аравия развернула в Индонезии прозелитическую деятельность, давшую немалые плоды. К 90‑м годам набрала силу реисламизация политической жизни. Видя крепнущий исламизм, политический класс все больше стремится к «исламизации сверху», беря пример с соседа — Малайзии.

В этой стране государство проводит официальную дискриминацию немусульман (составляющих 50% населения). Влияние находящегося у власти в Малайзии исламизма на мусульманские общины региона обусловлено тем, что страна добилась исключительных экономических успехов (с 1990 г. она имеет самые высокие темпы роста в развивающемся мире) (с. 350). Уверенность в экономических силах страны позволила ее премьер-министру М. Мухаммаду обвинить Запад в использовании ООН в качестве инструмента укрепления своего господства, а причиной 35%‑ной девальвации ринггита назвать «еврейский заговор». К такой позиции с большим сочувствием относится Саудовская Аравия. Из малайзийского эльдорадо получают средства многие исламистские организации, например филиппинские.

На Филиппинах продолжается гражданская война: мусульмане юга требуют независимости. Среди их организаций — «Исламский фронт освобождения моро» и экстремистская группа «Абу Саяф», ведущая «священную войну» за создание исламского государства (лидер — А. А. Джанджалани; около 1 тыс. боевиков, среди них прошедшие лагеря талибов). По сведениям таиландской разведки, группировку финансирует бин Ладин через своего зятя М. Дж. Халифа. Другой источник средств исламистов — наркоторговля.

Вся филиппинская наркоторговля приносит, по некоторым данным, 70 млрд. франков в год, что составляет половину государственного бюджета страны (с. 356). «Уже на протяжении нескольких лет религиозная компонента ведущейся "Абу Саяфом" борьбы растворяется в деятельности, более близкой к широкомасштабному бандитизму, нежели революционному исламизму. Сформированные "священной войной", "новые афганцы" часто кончают в качестве наемников традиционных кругов организованной преступности. некоторые находят в религиозном алиби хорошее средство легитимации своей основной деятельности, представляющей собой просто-напросто бандитизм» (с. 356).