Мусульманские страны на пороге XXI в. Власть и насилие

США следует поддерживать членов правящей верхушки, выступающих за либерализацию (наиболее сильно стремление к ней в Бахрейне, Катаре и Кувейте); организовывать международные конференции, чтобы способствовать этому процессу; выступать за международное признание реформаторски настроенных неправительственных организаций и лиц и оказывать им финансовую помощь; поддерживать подобные инициативы своих европейских союзников, на которых на Ближнем Востоке смотрят с меньшим подозрением. Критику определенных явлений общественной жизни арабских стран следует высказывать сдержанно — если целью является усиление, а не ослабление умеренных государственных деятелей. В частности, иранский случай показывает: провоцирующие заявления и выражения вроде «оси зла» (Дж. У. Буш) «часто ведут к подрыву позиций реформаторов и укрепляют аргументы боевиков и экстремистов» (с. 622).

К. А. Фурсов

Фуллер Г. Э.

Будущее политического ислама

Чем были события 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке, ставит вопрос Г. Фуллер, бывший вице-президент Национального совета по разведке ЦРУ (National intelligence council at CIA), — последним вздохом исламского радикализма или первым залпом жестокой конфронтации между исламскими экстремистами и Западом? Как это скажется на будущем мусульманского мира? Ответы на эти вопросы, считает он, отчасти зависят от действий администрации Буша, которая, по крайней мере, уже продемонстрировала экстремистам, что они уязвимы даже в Афганистане. Впрочем, здесь есть серьезные проблемы. Так, хотя Буш постоянно подчеркивает, что война против терроризма — это не война против ислама, что религия — это одно, а политика — другое, в исламе невозможно отделить политическое от религиозного: если в основе политического дискурса Запада лежат Великая хартия вольностей, американская и французская революции, то политические рецепты мусульман содержатся в Коране и хадисах.

«Как из ислама, так и из исламизма едва ли можно почерпнуть много о том, каким должно быть современное исламское государство, — хотя бы потому, что их до сих пор слишком мало, и ни одно из них не является хорошей моделью. Однако сегодня исламисты используют общие мусульманские идеалы как основу для критики режимов, которые они считают авторитарными, некомпетентными и нелегитимными, для наступления на эти режимы или даже для их свержения» (с. 50).

Большинство западных наблюдателей рассматривают политический ислам как навсегда данную совокупность текстов, предписывающих один-единственный путь. Именно такой подход часто приводит к ошибочному выводу о несовместимости ислама с демократией. На самом деле реальная проблема не в исламе, а в том, чего хочет мусульманин и как в соответствии с этим он интерпретирует ислам. Современный ислам очень динамичен и представлен не только бин Ладином и «Талибаном», но и либерально настроенными мыслителями и деятелями.

К сожалению, до недавних пор (за редкими кратковременными исключениями) ислам в течение нескольких столетий находился в состоянии интеллектуальной стагнации. Западные колонизаторы ослабляли и маргинализировали исламские институты и мысль; националистическое послеколониальное руководство действовало, в сущности, не лучше, опираясь на квазифашистские модели авторитарного контроля. И только сейчас ислам вступает в период обновленной активности, свободы и независимости.

Процесс диверсификации и эволюции в современном исламизме движим различными внутренними силами. Он зависит от терпимости со стороны местных режимов, с одной стороны, и существующего глобального порядка — с другой. Что касается местных режимов, то они, как правило, видят в исламизме вызов и угрозу и стремятся к его подавлению. Неудивительно, что в такой ситуации почти все исламисты выступают за политическую демократию.

Определенный скептицизм относительно способности исламистов создать современное демократическое государство связан с тем, что три исламистских государства — Иран, Судан и талибский Афганистан — не справились с этой задачей. Однако, считает Фуллер, здесь необходимо учитывать тот факт, что все эти режимы были установлены в результате либо социальной революции, либо военного переворота, либо гражданской войны, что почти автоматически придает новому режиму деспотические черты.

Настоящей проверкой исламистов на «демократизм» может стать лишь их приход к власти через выборы. До сих пор единственным прецедентом такого рода был краткий опыт правления возглавляемой исламистами коалиции в Турции. Однако уже через год военные прервали эксперимент.