Муза и генерал

- Здравствуй, Вака, - говорит Лелик. И это почти тепло.

- Как ты там? - говорю я.

- Нормально. У меня совещание, - говорит Лелик.

- Лелик, выгони всех, я тебе скажу что-то добренькое, - на манер сказочника говорю я.

- До свидания.

От черствости его голоса меня пробирает мороз, я понимаю, что он сказал все и больше слов не будет.

Я бросаю трубку. Какой гад этот Лелик, при чем тут совещание, когда звоню я? Почему-то у меня всегда есть на него время, а у него - только свободное от службы. Для женщины весь мир - мужчина. Для мужчины весь мир женщина плюс многие составляющие, работа и футбол не исключаются, даже если он - Данте, а она - Беатриче. Слабое утешение, что все мужчины таковы. Но ведь Лелик не все. Лелик - это Лелик.

Я беспрерывно курила и беспрерывно жаждала мести. "Отомсти хоть малым", - говорил Заратустра. Я готова мстить большим, всем, что имею. С каждой зажженной сигаретой пополнялся арсенал моего мщения: от циничного соблазнения самого высокого генералитета до банального удушения Лелика своими руками. Раз десять я мысленно прощалась с ним, и здесь тоже были варианты: то я шла под венец с его лучшим другом, то просто отбывала в неизвестном направлении. При любом раскладе Лелик умолял меня возвратиться и мучился до конца дней своих. При любом раскладе я была холодна и непреклонна и рук, схвативших лучшего друга или его шею, не разжимала. Возможно, я бы умерла от передозировки никотина или лопнула от злости, но тут зазвонил телефон. Я сняла трубку.

- Да, - резко выпалила я. Мне было все равно, кому я адресую свою ненависть. Когда я не люблю Лелика, я не люблю всех.

- Вака, что ты хотела? - Это звонил Лелик.

Я посмотрела на часы, на пепельницу, полную окурков. Знал бы Лелик, какие изменения произошли в наших отношениях всего за час и как далеко мы друг от друга.

- Ну, и как тебе жизнь без меня? - спросила я.

- Жизнь без тебя адское мучение, - сказал Лелик.

Не знаю, что он услышал в моем голосе, но ответил так, как я рассчитывала услышать через годы разлуки.

- Жизнь без меня - дерьмо, - согласилась я.

Теперь мое сердце там, где Лелик.

С большими предосторожностями я распахнула дверь Натальиной квартиры. Меньше всего мне хотелось сейчас встретится с Борисом. По закону подлости, по которому и бутерброд падает с наибольшими потерями, не раньше, не позже, а в такт со мной на площадку вышел Борис.

- Здравствуй, Варя, - сказал он.

Я подняла на него глаза. Судя по тужурке, на которой погоны с четырьмя звездами, Борис собирался на службу.

- Извини, мне некогда. - Я поспешно сбежала с лестницы.

- Да мне тоже, - негромко с лестничной площадки сказал Борис; ключ у него, что ли, застрял в замке? - На лодке объявили двухчасовую готовность.

Я остановилась от его голоса, была в нем какая-то обреченность.

- Когда вернешься, Боря? - спросила я.

- Пока не знаю. Было бы куда возвращаться.

Он наконец-то справился с дверью и, взяв сумку, стоявшую у ног, размеренно начал спускаться. Мы вышли из подъезда, яркое утреннее солнце слепило глаза.

Прищурившись, как от слез, Борис сказал мне:

- Прощай, Варька, - и чмокнул меня в щеку.

Он заметил мой взгляд на его окно, темное, завешанное шторой.

- Людмилу ночью вызвали к экстренному больному.

Никогда прежде Борис не называл жену столь официально.

- Ты зайдешь к ней? - спросила я.

- Нет. - Подумав, добавил: - Передай Люсе...

От его глаз, смотрящих на пустое окно, пустое без Люськи, у меня защемило сердце. Что мы все наделали?

- Ладно, не надо ничего передавать, - бросил он и стремительно зашагал прочь от меня, прочь от своего дома и этого зияющего пустотой окна.

- До свидания, Боря, - крикнула я вдогонку Борису, уходившему в сторону пирса.

Хлопнула дверь соседнего подъезда, кто-то обнял меня за плечи.

- Что, птичка-синичка, надолго залетела в наш гарнизон?

Я обернулась - Костя Титов, руки-ноги-голова на месте, значит, вышла амнистия. Надолго ли? Тем более что Титов имеет привычку обнимать всех и каждого. Не потому, что хочется обнять, больше по долгу службы. Как у каждого резидента есть своя легенда, так и у особиста Титова есть свой коронный способ выпытывать секреты.

Сначала, когда старший лейтенант Титов был еще заместителем командира по воспитательной работе, а проще говоря - замполитом, я приняла его за простофилю, который что видит, то и говорит. Чего стоят его нелепые вопросы: "Курит ли Киселева?", "Что пили у Чукиных?" и "Правда ли, что Муза Пегасовна, когда не приезжает к нам в гарнизон, дает в городе частные уроки?" Простодушие Титова шокировало постоянно, но более всего, когда он с улыбкой деревенского дурачка выкладывал всю подноготную своей семьи, что жена Света умеет готовить одни макароны, и те у нее неизменно слипаются, что моется она раз в месяц и так же редко привечает мужа.

Слушаешь его пустые разговоры - и рука непроизвольно тянется к виску, делая вращательное движение. Возможно, я бы так и крутила пальцем у виска, если б однажды, доведенная до белого каления, не спросила напрямую у Титовой:

- Как ты можешь с ним жить?