Музейная пыль (СИ)

— Для этого тоже нанимают некромантов? — ляпнула я, позабыв про только что данное обещание. Хотя если подумать… я же не перебивала, а воспользовалась паузой в рассказе.

— Да, когда единственный свидетель, он же жертва, мёртв, — чуть едко ответил магистр. — Это довольно логично, не находишь?

— Пожалуй, — кивнула я. — И что, ты ей помог?

— Моим первым желанием было отказаться, — удивил меня ответом некромант. — История выглядела более чем тривиально: на парня напали на улице поздно вечером, ударили по голове, забрали часы, телефон и кошелёк. Через сутки бедняга умер в больнице, так и не придя в сознание. Ужасно и безнадёжно.

— Почему? — удивилась я. — Он мог бы рассказать, кто это сделал, разве нет?

— В том-то и дело, — довольно мрачно отозвался магистр, — что вероятность столь удачного расклада была почти нулевой. Ранней весной темнеет рано, на улице тогда горел всего один фонарь, притом довольно далеко от места, где всё случилось. Значит, разглядеть нападавших было практически невозможно. Вообще случаев, когда даже живые жертвы подобных нападений могут сообщить хоть что-то толковое, единицы. И в большинстве из них они просто узнают старых знакомых, шпану с соседнего двора, так сказать. Но в том случае убитый всего полгода как переехал в город, да, к тому же, очень много работал. Едва ли он успел свести знакомство с местной сомнительной публикой или хоть в лицо её запомнить.

— Ну а вдруг, — укоризненно заметила я. — Ведь всё-таки был же хоть какой-то шанс, зачем отказывать человеку в надежде?

— Затем, чтобы не мучить её за её же деньги, причём немалые, — совершенно спокойно ответил некромант. — Из обычного зомби на такие вопросы ответов не вытянешь, они способны рассказать лишь то, что при жизни знали твёрдо. Для обсуждения смутных воспоминаний, а только такие и могут остаться о внезапном уличном нападении, требуется призыв духа. Это дело сложное, проще всего добиться успеха, если рядом будет кто-то из родных или близких призываемого. И лучше, если разговор будет вести именно этот кто-то. Думаешь, очень легко разговаривать с живым трупом дорогого тебе человека?

— А обязательно иметь дело именно с трупом? — внутренне содрогнувшись от нарисованной воображением картины, поинтересовалась я.

— С трупом или с медиумом, — пожал плечами магистр. — Но медиума, согласного на участие в таком ритуале, тогда было не найти. Разве что за очень большие деньги. И с немалым риском того, что потом он пожелает к плате клиента прибавить ещё и вознаграждение за его же, клиента, а заодно и партнёра-некроманта, разумеется, сдачу властям. Если припоминаешь, в ту прекрасную пору некромантия была запрещена. И это, кстати сказать, было ничуть не менее веской причиной ответить на просьбу отказом.

— Но, как я понимаю, раз сейчас ты рассказываешь эту историю, тогда всё же не отказался, — пожала плечами я. — Почему?

— Я посоветовал той девушке оставить дело полиции и просто немного подождать. Всё-таки убийство, в отличие от обычного мелкого грабежа, в дальний ящик до истечения срока давности не сунешь, начальство требует результатов, хоть каких-нибудь. Да и ничего сложного в деле не было. Шпана, промышляющая подобным, достаточно умна, чтобы затихариться на некоторое время, но слишком тупа, чтобы избавиться от улик раз и навсегда. Рано или поздно кто-то из них бы не выдержал и пошёл-таки продавать телефон и часы убитого. Они все на этом попадаются.

— Может быть, — кивнула я, совершенно не представляя, насколько это правдиво, но признавая видимую логичность рассуждений.

— Почти наверняка, — заверил меня некромант. — Но это оказался не тот случай.

— То есть? — озадачилась таким поворотом я. — Шпана всё-таки оказалась умной?

— Шпана тупа, Софи, — фыркнул магистр. — Но, опять же, не настолько, чтобы убивать людей на улицах. Они не боятся получить пару-тройку лет за грабёж, выйти через год по очередной амнистии и считаться потом крутыми в своей компании. Но схлопотать лет пятнадцать за хоть и непредумышленное, зато с отягчающими, а значит, без права на досрочное, никто из них не хочет. Потому-то они обычно ограничиваются угрозами или максимум одним-двумя ударами, чтобы оглушить, а то и вовсе только дезориентировать жертву, хватают ценности и сбегают. Если им дают отпор, бьют основательней, но, как правило, и тут без излишеств — восемь лет за тяжкие телесные тоже перспектива не из радужных.

— Специфическое благородство, — брезгливо поморщилась я.

— Я бы назвал это крайним цинизмом, но выходит слишком… изящно применительно к подобной публике. Скорее просто инстинкт самосохранения, как у животных, от которых она недалеко ушла в своём развитии, — с кривой усмешкой поправил меня магистр. — Так вот, невеста убитого работала медсестрой в той самой клинике, где он умер и, пользуясь служебным положением, скопировала медицинские документы. Судя по ним, парня избивали, явно намереваясь если и не убить, то как минимум искалечить. Зачем бы те, кого интересовали только его кошелёк, телефон и часы, стали это делать?