Музейный артефакт

Мощный «БМВ» с коляской Студент одолжил у Шульца. Тот зону не топтал, к «деловым» никакого отношения не имел – обычный механик на автобазе, Генка Савин. И кличка «Шульц» была не блатная: другие работяги прилепили за то, что он стаскивал к себе во двор ржавые части трофейной немецкой техники и собирал из них вполне годные швейные машинки, велосипеды, мотоциклы, даже один «опель-кадет» собрал и продал, по слухам, то ли завмагу, то ли помощнику прокурора… Болтали, что он и оружием приторговывал, но Студента эта тема не интересовала, и он в нее не вникал.

Куда Генка девал деньги – никто не знал, но при неплохих заработках Шульц был беден, как церковная мышь, не брезговал любой подработкой и даже, хотя и с неохотой, давал напрокат имеющийся транспорт особо доверенным клиентам. Студент как раз и был таким доверенным, ибо брал мотоцикл уже трижды – каждый раз, когда надо было добраться до сельских церквей, где жили бедные мыши и висели богатые иконы… Все три «дела» прошли гладко. Клюкарю[39] не требуется особое мастерство. Нужно лишь соблюдать минимальную осторожность. Церкви плохо укреплены и не охраняются. К тому же они отделены от государства, и легавые не спешат помогать попам, а те зачастую и не подают заявлений…

Настроение у Студента было скверным. И не только потому, что, прыгая на треугольном седле, он отбил себе всю задницу. Недавние расспросы Мерина разбередили давние воспоминания – как в семнадцать лет он провернул свое первое дело, оказавшееся крупным и громким…

По дурости провернул, по фарту, который новичкам сопутствует. Учился он тогда в десятом классе, и историчка повела их в краеведческий музей. Тогда еще ни специальной «золотой комнаты» не было, ни сигнализаций, ни охраны… А эти неровные кругляши под стеклом – были: желтые, толстенькие, с грубыми рисунками конских голов и воинов с мечами… Ничего хорошего он в них не нашел, но тетка-музейщица, с собранными в узел на затылке пегими волосами, соловьем разливалась, какие это редкие и ценные украшения. Петров с Коляном стали перешептываться: мол, если бы их стырить, вот бы разбогатели! Как будто им и так плохо жилось – папенькины сынки, сыты, обуты, одеты… Только очко у них не железное: языком болтать – это одно, а сделать – совсем другое… А он, если бы захотел – сделал бы… Бы… Если бы да кабы, во рту выросли грибы… Значит, он тоже такой же болтун? Нет, он болтать не будет, а молча сделает…

И сделал. Ночью с соседнего дома залез на музейную крышу, привязал к трубе обычную бельевую веревку, съехал по ней на подоконник второго этажа и через открытое окно спокойно влез в зал животного мира. Потом, когда он это вспоминал, его охватывал ужас. Вполне мог сорваться и разбиться, к тому же все это происходило в двадцати метрах от центральной улицы и любой прохожий или милицейский патруль могли его засечь через решетчатый забор… Но тогда он ни о чем не думал. Прошел в зал истории древнего мира, разбил витрину, собрал двенадцать тяжеленьких кругляшей, завернул в тряпку, сунул за пазуху и по той же веревке спустился на землю. Взяли его через месяц.

– Я бы тебе эти золотые зубы кирпичом выкрошил! – кричал на суде отец, демонстрируя свои правильные воззрения порядочного гражданина. Похоже, он и в суд пришел пьяным. Это его оправдывало: иначе не стал бы так форшмачить[40]

сына… Валентин все надеялся расспросить его, когда освободится, но не вышло: отец попал под трамвай. Тоже по пьянке, что подтвердило Вальку его невиновность на суде.

Вначале Валек попал на малолетку, но вскоре его перевели на взросляк. Там он и встретил Антиквара. Тот был в авторитете и взял смышленого пацана, в одиночку провернувшего такое громкое дело, под свою опеку и защиту. Делился с ним богатыми передачами, помог наладить контакты с серьезными блатными. Валерию Ивановичу было под пятьдесят, он оказался человеком образованным, разбиравшимся в живописи, скульптуре, нумизматике. Он-то и рассказал Вальку, что работать с произведениями искусства и предметами старины гораздо выгоднее, чем гонять марку на резине[41] или бомбить хаты. Антиквар многому его научил, привил вкус к чтению газет, энциклопедий и книг по искусству. Лагерные библиотекари не могли нарадоваться на пытливого и любознательного молодого человека.