Музейный вор. Подлинная история любви и преступной одержимости

Бабочки, порхающие над букетом цветов, привлекли внимание Брайтвизера с Анной-Катрин еще издалека, когда они только шли по проходу в сторону павильона Грина. Картину, новаторский, далеко не мертвый nature-morte, Ян ван Кессель Старший написал в 1676 году. Краски ослепительные – Брайтвизер никогда не видел ничего подобного. Работа заманила их в павильон миражом мерцающих оттенков, которые казались просто невозможными, пока они не поняли, подойдя ближе, что картина выполнена на тонкой медной пластине.

Ричарда Грина, с его ценами на пейзажи семнадцатого столетия они встречали и раньше, на другой художественной выставке-ярмарке. Если верить Брайтвизеру, галерист выставил их из своего павильона без лишних церемоний, вероятно составив определенное мнение о молодой паре, слегка перестаравшейся со своими «Армани» и «Эрме» из секонд-хенда.

«Черт бы побрал Ричарда Грина, – досадует Брайтвизер. – Заодно с его „Ролексами“ и сигарами „Монтекристо“».

Европейская ярмарка изобразительных искусств – хорошее место, чтобы приглядеться к экспонатам, даже если не красть. Охранники здесь профессиональные, в том числе и в штатском, как подозревает Брайтвизер. А еще посетителей часто досматривают на выходе и требуют документы, подтверждающие покупку, что потенциально отвращает Брайтвизера от дела. Картина на меди взывает к нему, однако заслуженная кара от Грина кажется неминуемой, да и пытаться красть при нулевых почти шансах на успех просто-напросто занятие для дурака.

И чудесным образом дурак появляется, как по заказу. Два пронзительных вопля – и вся ярмарка приходит в движение. Павильоны почти опустели, народ вокруг вытягивает шеи от любопытства. Брайтвизер удивлен не меньше остальных. Однако в поднявшемся переполохе он погружается в некое подобие воровского транса и способен увидеть всю сцену как будто бы сверху. Охранники у выхода, нутром чует он, оставят свой пост, чтобы оказать помощь при аресте грабителя. Тому наверняка светит срок.

Брайтвизер шепнул что-то Анне-Катрин, и она тут же заторопилась к единственному оставшемуся в павильоне служащему Ричарда Грина и о чем-то спросила, встав так, чтобы закрыть ему обзор. Больше ничего не требуется. Картина мгновенно исчезает с подставки, но вот рама, видит Брайтвизер, прикреплена слишком большим количеством гвоздей, ее так быстро не снять. Однако парочка все равно направляется прямиком к выходу, даже не спрятав толком картину, и догадки Брайтвизера насчет охраны подтверждаются, когда они выскакивают наружу, незамеченные.

Преступление, чувствует Брайтвизер, не доведено до конца, пока граница не останется позади. Даже внутри Европейского союза имеются официальные пункты пропуска, где машину могут досмотреть. На въезде во Францию, как и на любой другой границе, они изображают юную светскую пару, путешествующую ради развлечения. Пограничник машет им, чтобы проезжали. Наконец они останавливают машину на короткой подъездной дорожке перед домом его матери, поднимаются по лестнице с натюрмортом на медной пластине в руках и переступают порог своего чердака.

Незадолго до этого он завел традицию: добавлять свою личную маркировку к маркировке на тыльной стороне добытых предметов, такой, как музейные этикетки, фамильные гербы, восковые печати и выведенные по трафарету инвентарные номера. На полоске бумаги он пишет: «Ради любви к искусству и Анне-Катрин, двум моим страстям». Он ставит подпись и приклеивает бумажку обрывком изоленты.

Картина на меди восхитительна, а вот способ, которым он украл ее, – нет. Совсем наоборот. Он коллекционирует искусство, а не приключения; оптимальное преступление, по Брайтвизеру, должно быть как можно скучнее. Если вы находите захватывающими сцены краж, в которых воры влезают в слуховые окна и преодолевают инфракрасные датчики, вам лучше посмотреть кино. Если же вы хотите завладеть предметом искусства, стоит поучиться у Брайтвизера работать с силиконом.

Музейные витрины, изготовленные из закаленного стекла или полиметилакрилата (оргстекла или пластика), обычно скреплены по стыку силиконовым клеем. Если по шву нанести хирургически точный надрез острым лезвием швейцарского армейского ножа, начиная от угла и далее по вертикали и горизонтали, панели расходятся. У полиметилакрилата в большой степени сохраняется гибкость, и даже оргстекло обычно слегка изгибается, достаточно, чтобы просунуть внутрь руку.

В музее на западном побережье Франции, в штате которого всего один сотрудник, Брайтвизер рассекает кубический защитный футляр и вынимает зараз три фигурки из слоновой кости и табакерку. Оставшиеся предметы он равномерно распределяет по поверхности, подталкивая авторучкой. А затем отпускает панели, и они распрямляются, придавая витрине первоначальный вид. Конечный итог каждой работы с силиконом – витрина выглядит неповрежденной. Замо́к витрины при таком способе ограбления остается запертым.