Мужчины своих женщин

Десять минут на техническое чтение. Потом десять минут на свежую «Роман-газету». Ровно столько, чтобы доехать до работы. Краем глаза он подметил, с каким гадливым выражением стоящий рядом парень погля­дывает на его седовласую грудь и морщинистую кожу. Не нравится — не смотри. И действительно, не выдер­жал парень, отвернулся. Да, так всегда и бывает.

А у нас свобода, каждый может ходить в чем угодно.

Добежал до проходной, измерил пульс. Отлично.

На работе все было как всегда, те же подначки дура­ков-коллег из мужской половины, фальшивые восторги женщин. Как же — не курит, не пьет, здоров как бык, и все такое. Он прикидывал, которую из них можно взять, когда жена освободит его наконец. Получа­лось — никого. Все глупы, неразвиты, грубы, жутко красятся. Почти у всех лишний вес... Нет, надо приис­кивать где-то еще. Здесь — только время терять.

Чертил что-то до конца дня, совсем не думая о рабо­те. Прислушивался к своим внутренним ощущениям, все ли в порядке, нет ли где пробоин, незаделанных дыр. Зуб что-то стал побаливать, один из последних. Видимо, придется всерьез подумать о протезе. У него был такой принцип: ничего не запускать. Если выпал зуб, иди вставлять новый. Если заболел желудок — иди лечить, но лучше вообще не доводить до болезни, питаться пра­вильно. Зубы-то у него почти все уж были вставные. Да так и легче — не болят, меньше проблем...

Остальное вроде все было в порядке. Организм рабо­тал как часы. Дефекация произошла в обычное время, легко и быстро.

Он успел просмотреть несколько рекламных газет с объявлениями похоронных контор, позвонил кое-ку­да, нашел самую дешевую, поторговался. Да, на все нужны деньги. Что ж, на работе помогут, потом поло­жены какие-то гроши из собеса... в общем, хватит. Без особых проблем. Надо, чтобы тело сразу забрали.

Рабочий день закончился. Градусник за окном пока­зывал минус три. Домой он побежит, это куда прият­нее, чем толкаться среди усталых и нервных людей, почти каждый из которых готов по малейшему поводу в драку. Драк он боялся хуже всего на свете, драк и во­обще нелепых случайностей, которые могут стоить здо­ровья и даже жизни. Это было, наверное, единствен­ное, чего он не мог контролировать — и боялся посто­янно. Вечером из дому не выходил, предпочитая для всех своих занятий раннее утро, когда хулиганы спят, ложился рано. Да так оно и лучше — здоровее, в пол­ном соответствии с биоритмами...

Час легкого бега, и вот он уже в своем микрорайоне. Последнее усилие, финальный аккорд — без остановки взлетает по лестнице на шестой этаж и долго ходит по длинному коридору, успокаивая дыхание, восстанав­ливая нормальный сердечный ритм. Рука на запястье, подсчет ударов... Нет, еще немного подождать. Так, вот теперь все в порядке.

Дверь не заперта. Странно. Он ведь запирал, точно помнит.

Анна куда-то ходила? Неужели смогла встать? Вряд ли.

Но точно, вот она, лежит на пороге комнаты грузной тушей, вся отекшая, слоноподобная. Упала. Неуже­ли — все?.. Нет, дышит. Дышит, хотя и еле-еле. Без соз­нания. Редкие волосы прилипли к щекам, нос торчит какой-то безобразной пористой блямбой, глаз почти не видно.

Перевернул, дотащил до кровати, кое-как поднял, перевалил через край. она застонала, так громко и мучительно, что ему на мгновение стало остро жаль ее, хотя сама она была виновата: за здоровьем не сле­дила. Да и наследственность — ничего не поделаешь...

Открыла глаза, долго не узнавала, потом заплакала.

—  Вот... Юрик... ухожу... один остаешься... дурачок ты мой... как без меня будешь?..

—  Зачем ты вставала, — сказал он терпеливо, — ле­жать надо было. В твоем состоянии нельзя вставать. А ты встала.

—  В окно... последний раз посмотреть...

—  Ну и глупо. Сейчас я «скорую» вызову.

—  Не надо... Ухожу... Дай спокойно уйти...

—  Как хочешь.

—  Сядь...

И он послушно и терпеливо уселся на пол возле кро­вати прямо в своих пропотевших спортивных трусах и майке, с рюкзачком на спине, и его согнутые мускули­стые ноги нелепым детским домиком торчали кверху. Он держал жену за руку, гладил, а она, нащупав его лы­сую голову, просто положила сверху ладонь и так дер­жала. Он хотел было уклониться, но она не отпустила. Пришлось сидеть, терпеть.

—  Я тебе много... хлопот...

— Да ничего-ничего, — быстро сказал он, ужаснув­шись, что ей сейчас надо будет выговорить длинное и неудобное слово «доставила» или «причинила», а ему придется лишний раз слышать, как она тяжело, со свистом втягивает воздух.

—  Ты прости меня...

—  Да, да, конечно.

Наверное, с час он так сидел, гладил ее, и за все это время она пару раз говорила ему: «дурачок ты мой», а по­том замолчала надолго. Он думал о чем-то постороннем, о каких-то пустяках — и вспомнил вдруг момент, когда разлюбил ее. Много лет ей удавалось питать в нем иллю­зию того, что она молода, свежа и подобна цветку. И од­нажды случайно услышал из кухни ее старушечий ка­шель. Не видел ее, а слышал только этот ужасный кхе- кающий кашель... тут-то он и прозрел.