В Училище я был местечковой звездой. Лекции я практически не посещал, в совершенстве овладев приемами отлынивания в армии. Думаю, мой многоопытный служивый читатель не станет возражать против утверждения, что армейский «сачок» десяти гражданских стоит.
Мне все прощалось еще и за то, что я играл на всех отчетных концертах эстрадного отделения Училища искусств и делал это с легкостью и удовольствием.
Еще в бытность службы в оркестре нам с коллегой по ресторанной работе, пианистом Мишей, понадобилась в компанию певица. Не мудрствуя лукаво, я пришел в Училище и спросил у друзей, не поступил ли на отделение кто-нибудь интересный…
Девочка, которую мне рекомендовали, поступила в этом году на вокал, сразу на второй курс. Несмотря на очевидную талантливость, никто тогда не думал предполагать в ней певицу, которая совсем скоро будет собирать многотысячные стадионы. Кроме нее. Я же в тот момент видел перед собой волчонка, в джинсах, маленького роста, со всклоченными волосами.
На мой короткий простой вопрос: «Пойдешь работать в кабак?» – я получил не менее простой и короткий утвердительный ответ.
На скорую руку мы слепили программу и через некоторое время работали уже в трио.
Так певица Земфира вышла к первому своему микрофону на профессиональной сцене.
Напомню моему смутившемуся читателю: профессиональная музыкальная сцена – это то место, где работают профессиональные музыканты. Профессия подразумевает зарабатывание денег. Деньги мы там зарабатывали, в дипломах о получении специальности было написано «музыкант», поэтому я называю это профессиональной сценой.
В начале выступления мы с Мишей играли вдвоем. Во втором отделении появлялась Земфира и пела свои восемь песен. Позволю себе вспомнить еще одну трогательную сцену, которой я был неоднократным свидетелем и невольным участником. Когда она выходила петь песню, в которой я не играл, она просила меня просто выйти постоять с ней рядом.
Очень скоро наш репертуар расширился. Земфира самообучалась очень быстро и, повздорив с Мишей, вскоре сама села за клавиши. Так мы остались в оркестре вдвоем.
Я не пожалел, что позвал петь именно ее, хотя наши характеры были как будто специально подобраны по принципу несовместимости. И тем не менее мы проработали вместе, уже вдвоем, I четыре года. Она играла на клавишных и пела, я играл на саксофоне. Про нас говорили: «Нашла коса на камень». Лично у меня было устойчивое ощущение, что я отрабатываю с ней какую-то кармическую программу. Психиатр посредственного профессионального уровня мог бы с блеском защитить диссертацию на тему: «Антиподы в искусстве – правда или вымысел», на нашем дуэте.
Надо сказать, что рестораны, в которых мы работали, не являлись «кабаками» в прямом и понятном в постсоветское время смысле. Наш репертуар заметно отличался от того, который можно было слышать в других ресторанах. Блатных песен мы не исполняли. У нас звучали джазовые стандарты, соул и те отечественные песни, которые лично для нас представляли музыкальный интерес. Нам часто завидовали – мы играли в лучших, самых дорогих заведениях города и по тем временам неплохо зарабатывали.
Жулики разного сорта, бандиты, дети партийных начальников, начинающие, а часто, здесь же и заканчивающие коммерсанты – вот та публика, которая посещала рестораны в то время. Но как бы то ни казалось парадоксальным, мы в этой жизни как будто не участвовали. Мы просто приходили, играли то, что нам нравится, забирали деньги и уходили.
Много забавных людей и ситуаций можно было наблюдать на этом «празднике жизни», на котором мы оказались не лишними. Но я стал видеть… Одиночество.
«А какая она, «Ваша жизнь», если у нее такой праздник?» – стал задумываться я.
В память врезался мужчина преклонных лет и телосложения, приходящий в дорогой ресторан в костюме младшего инженера. Когда-то казавшийся ему модным, а теперь истлевший пиджак, стоптанные ботинки, не первой свежести рубашки, нелепый галстук с огромным узлом, вышедший из моды лет тридцать назад. Его внешний вид настолько выпадал из общей карусели образов, что пускали его в ресторан только благодаря его неслыханной щедрости.
В светском обществе, как известно, шила в мешке не утаить, а потому официанты быстро «раструбили», что банкеты у дедушки оплачивались из средств недавно проданной им собственной квартиры. Дедушке хотелось праздника, и он решил на старости лет выпустить пар.
Ресторан так и назывался – «Джеспар». Что означает несущественная приставка «Джее» до сих пор неизвестно, но слово «пар» дедушкой было воспринято как вызов судьбы. И теперь, дивясь и восторгаясь красотами интерьера в стиле хай-тек, под звуки непонятной, предположительно заграничной музыки запивая дорогим вином, купленным официантами в ларьке через дорогу, инженер щедро раздавал чаевые налево и направо.