Музыка мертвых

— Ассистирует, — ответил Август. — И в отличие от твоих подчиненных, Макс, держится на ногах и не падает от избытка чувств.

Он и сам удивлялся тому, насколько спокойным оставался Штольц во время работы Августа с телом. Стоял в благоразумном отдалении, задавал нужные вопросы и держался очень свободно.

— Где это вы успели настолько привыкнуть к мертвецам? — полюбопытствовал Август. Штольц улыбнулся своей привычной обезоруживающей улыбкой и ответил:

— Готовил мертвых к погребению. Я жил в монастыре, а там просто так кормить не будут, сами понимаете. Это было частью моей работы.

И теперь полицейские смотрели на Штольца с таким удивленным уважением, что он смутился и негромко произнес:

— Я не помешаю вам, господи Кверен, вы не беспокойтесь.

Кверен только руками развел.

— Удивительно, правда, — признался он. Август решил не акцентировать внимания на своем неожиданном помощнике и сказал:

— Гвоздика превратила мозг нашего драгоценного Подснежника в пепел. Это все, что я могу вам о ней рассказать. Смерть мучительная, но быстрая. Остальное выяснять уже вам.

— Ваше благородие, — едва слышно пискнул офицер Роджер, самый низкорослый из всех. Лицо его обрело землистый оттенок, офицер с трудом сдерживал тошноту. — Кому ж понадобилось шлюху убивать, да еще Гвоздикой?

Это был вполне разумный вопрос. Никто из местных не поднял бы руку на работницу госпожи Аверн — в этих краях проститутки товар редкий и невосполнимый. Макс нахмурился, и Август заметил, что он даже припух от невероятных умственных усилий. Да, искать убийцу — задача трудная, это тебе не по кабакам гулять.

— Поди знай, — мрачно откликнулся Макс. — Но дрянь залетная, это как раз ясно. Причем такая, что не оставляет следов.

Август понимающе кивнул. Снежок в проулке сохранил лишь отпечатки модных сапожек Подснежника.

— И еще цветок этот, — продолжал Макс. — Я читал, такое только маниаки делают. Помечают свою жертву. Печать поставил, гадина такая. Значит, готовился убивать, если купил цветок — они просто так среди зимы не растут.

— В мифологии роза во рту означает немоту, — внезапно подал голос Штольц. Полицейские дружно обернулись к нему, и Август заметил, что весь лист на коленях композитора уже покрыт значками нот и какими-то дугами. — Возможно, эта Подснежник была свидетелем преступления, и преступник убил ее так, чтобы даже мертвая она никому ничего не смогла рассказать. И положил розу в знак ее вечной немоты.

Августу показалось, что он слышит громкий шлепок — пощечину, которую великий музыкант залепил всему полицейскому управлению Эверфорта. Немая сцена, возникшая в зале для вскрытия, была трагической и глубокой, хоть сейчас на сцену. Полицейские замерли с открытыми ртами и не собирались их закрывать.

— П-простите, господин Штольц, — Макс ожил первым, как и полагается начальнику, но от волнения даже стал заикаться. — Она же покойница! Она все равно не заговорит, раз уже мертвая!

Штольц кивнул и постучал себя по левому виску.

— Мозг, — ответил он. — Современные артефакты позволяют считать информацию с мозга в первые часы после смерти. Она могла бы назвать убийцу.

Тишина стала еще глубже — теперь в ней было что-то настолько благоговейное и торжественное, что у Августа даже засвербило в носу.

— Господь с вами, — промолвил Мавгалли. — Мы же городишко в глуши, у нас в отделении таких артефактов сроду не было. Стоял инквизиторский участок, так его три года назад закрыли за ненадобностью. У них, конечно, водились артефакты, ну их и увезли в столицу по протоколу.

Штольц пожал плечами.

— А ему-то откуда знать, что у вас есть, а чего нет? — спросил он. — Сыграл на опережение.

Август подумал, что Макса, пожалуй, можно снимать с его места и ставить туда Эрика Штольца. Талантливые люди талантливы во всем.

— Понятно, — Макс сделался еще мрачнее. Обернувшись к полицейским, он некоторое время помолчал, а затем произнес: — Пока по домам, орлы. Господину Штольцу я вынесу особую благодарность от нашего отделения за неоценимую помощь в расследовании.

На том все и закончилось.

Когда из зала для вскрытия вышел последний полицейский, шмыгая носом и утирая глаза, то в двери сунулась такая рожа, что Август невольно дернул рукой в направлении открытого ящичка с инструментами для вскрытия. Рожа была носатая, небритая, из-под угрюмых бровей посверкивали бледно-голубые глаза, по скуле тянулась свежая царапина, а обрамляли все это великолепие волнистые темные волосы до плеч, не знавшие, что такое рука парикмахера и шампунь. Весь вид незнакомца говорил о том, что он с ранних лет гулял по тюрьмам да ссылкам, попутно водя близкое знакомство с водочкой. Август намерился сообщить пришельцу, что кабак находится дальше по улице, и посоветовать валить отсюда подобру-поздорову, как вдруг Штольц удивил его еще раз, радостно улыбнувшись и помахав рукой незваному гостю:

— Я здесь, Жан-Клод! — звонко сказал он. — Не волнуйся!

Жан-Клод вошел в зал и ответил:

— Милорд, все в порядке? Я беспокоился.