— Это ты из-за нее так приложился, бедолага? — полюбопытствовал пьяница. Август дотронулся до затылка, поморщился: на пальцах осталась кровь. Хотелось надеяться, что обошлось без сотрясения.
Если бы не Эрика, Моро бы убил его.
— Да, — ответил Август. — Из-за нее. Будь здоров.
Он прошел по улице, миновал несколько дворов и вышел к набережной. Елка, украшенная золотыми шарами, была похожа на смущенную девушку, которую забыли взять на праздник. Набережная была пуста.
Август сгреб пригоршню снега с ограды и, смяв, приложил к затылку и сморщился от боли. Когда-то в академиуме студенты придерживались простого свода правил по поводу того, как следует отмечать новый год: надо как следует напиться, потом заняться любовью с красавицей и в качестве бонуса отметелить кого-нибудь. Что ж, сегодня у Августа получилось почти все — правда, отметелил не он, а его.
Ну да это детали.
Он обошел елку и вдруг увидел возле ограды какой-то темный бесформенный куль. Август сделал несколько шагов и увидел раскинутые женские ноги, задранную клетчатую юбку, лицо с открытым ртом, смотревшее в небо заснеженными глазницами. Во рту лежала белая роза с растрепанными лепестками. Теплый пушистый платок сполз с головы, освободив тяжелые соломенные косы и обнажив обгорелое правое ухо.
Август присел на корточки рядом с женщиной, всмотрелся в ее лицо и узнал торговку пирогами. Его кольнула жалость. Еще вчера она с шутками и прибаутками продавала здесь свой товар, и малышня крутилась возле ее лотка, протягивая монетки и получая хлеб для уток. А сегодня все кончилось.
Август прищурился и, протянув руку, осторожно вынул розу изо рта покойницы. Цветок был особенный, сорта Фаола — такие розы, белоснежные с красной каймой на центральных лепестках, изображали на иконах Богоматери. Цветок был редкий — его продавали лишь в нескольких столичных магазинах.
«Значит, ты у нас столичная штучка», — подумал Август, и откуда-то сзади вдруг раздался нервный возглас:
— А ну стой! Грабли в гору!
Август выпрямился, обернулся и увидел бравых офицеров Мавгалли и Фирмена. Судя по цвету лица, они всю ночь провели, клянясь винному бочонку в верной и вечной дружбе — но сейчас хмельной румянец убегал, и лица бледнели. Всмотревшись в Августа, Мавгалли опустил табельное и с облегчением произнес:
— Ну слава Богу, это вы, доктор!
— Это снова наш любитель цветочков! — без приветствий произнес Август и продемонстрировал полицейским розу. — Фаола, редчайший сорт, продается лишь в нескольких столичных магазинах. Наш убийца живет рядом с одним из них — он купил цветок там, где ближе. Пишите в столичное управление, пусть работают!
Мавгалли с ужасом смотрел на цветок и не мог пошевелиться. На его лице плавали все оттенки эмоций, начиная от страха и заканчивая брезгливостью.
— А откуда вы знаете про такие розы? — полюбопытствовал Фирмен, опасливо косясь на цветок в руке Августа.
— У меня была любовница в столице, которая их обожала, — хмуро ответил Август. — Отдавалась только за такой букет. Я весь город оббегал и денег потратил уйму.
— А кто вас так отоварил? — спросил Мавгалли. — Знатно сработано!
Август вновь подумал о том, что сейчас делают Эрика и Моро, и решил не травить себе душу.
— Не твое дело, — коротко ответил он и мотнул головой в сторону мертвой. — Везите в анатомический театр, буду работать.
Фирмен сокрушенно покачал головой.
— Да уж, начали новый год, — вздохнул он. — Знатно начали, ничего не скажешь.
«Он ваш враг, — прозвучал в голове голос профессора Виньена. — Он считает, что вы недостойны легкой смерти».
Глядя на себя в зеркало, Август, кажется, начинал понимать, кого именно имел в виду безумный математик. Да, физиономия у него была — хоть кошек пугай. На шее разливалась чернота кровоподтека, нос слегка смотрел на сторону, в затылке густо пульсировала боль. Горло разодрало кашлем; сплюнув в раковину густую слюну, пахнувшую железом, Август поморщился и приложил к затылку артефакт, позаимствованный из полицейских запасов.
Стражи порядка наврали Штольцу, когда говорили, что все добро из ликвидированного инквизиторского пункта отправилось в столицу. Значительная его часть осела в сундуке Макса Кверена — полицмейстер был на диво предусмотрителен. Зачем вот так поспешно избавляться, например, от артефактов быстрого исцеления? Мало ли, заведется в городе лиходей, а доблестный слуга закона получит пулю? И чем лечить, чтоб раненый разом встал в строй?
Инквизиторы, которые чуть ли не с песнями и плясками покидали эти холодные края, поняли разумность этого решения и не возражали.
На мгновение голову наполнило такой болью, что Август едва удержался на ногах. Но боль растаяла, и Августу показалось, что он видит ее в зеркале — густые дымные полосы, которые разлились от его головы и растворились в воздухе. Август довольно прикрыл глаза и переместил артефакт на шею.