Август спал, уткнувшись лицом в подушку. Эрика выскользнула из-под одеяла, набросила рубашку и села за рояль. Теперь музыка жила в ее глазах и руках, музыка искала выход, музыка рвалась на волю. Когда-то в детстве у Эрики повышалась температура, и почти в бреду она добиралась до рояля, шепча: «Мама, музыка, музыка…» — неудивительно, что родители считали ее одержимой, и решили спасти так, как умели.
Пальцы легли на клавиши, и Эрике стало легче. Невидимые обручи, сжавшие ее грудь, исчезли, она могла дышать легко и свободно, она летела куда-то туда, где был только свет. Она сама была светом, и свет вытекал из нее с каждым аккордом.
Потом музыка иссякла. Эрика убрала руки с клавиш и, вслушиваясь в остывающие звуки, понимала: это одно из лучших ее произведений. Минувшая ночь дала ей возможность и силы заглянуть туда, где творит Создатель мира, и прикоснуться к его могуществу и любви.
— Невероятно, — услышала Эрика. — Это… это пробирает, да. До глубины души.
Эрика обернулась. Август сидел на кровати, и только сейчас она поняла, что разбудила его своей игрой.
— Осталось записать, — ответила Эрика. — А потом сыграть на концерте.
Август улыбнулся, и эта теплая улыбка, которая так непривычно смотрелась на его обычно язвительном и мрачном лице, словно бы озарила его изнутри золотистым мягким светом. Музыка Эрики дотронулась до него там, куда он избегал заглядывать.
— Эрика, выходи за меня замуж? — неожиданно предложил он.
Эрика закусила губу. Осторожно опустила крышку рояля, провела по черному дереву, стирая невидимые пылинки. Что-то царапнуло в груди, а потом снова и снова.
— Не отвечай сейчас, — произнес Август. — Я тебя не тороплю.
Эрика обнаружила, что по губам пляшет нервная кривая улыбка. Ей невероятно, до спазма в горле хотелось ответить «да» — и в то же время она прекрасно понимала, как прозвучит единственно возможный ответ.
— Ты же понимаешь, что это невозможно, — негромко сказала Эрика. Август кивнул, и его лицо обрело привычное язвительное выражение, словно он ожидал услышать именно отказ.
— Конечно. Я ссыльная дрянь. Ты гений. Мне незачем соваться со своим рылом в твой ряд.
Почему-то Эрика знала, что он скажет именно это и не захочет или не сможет увидеть главного. Все было предсказуемо, все было банально и очень просто. Настолько просто, что с этим невыносимо жить.
— Дело не в этом, — вздохнула она, поднялась из-за рояля и прошла к кровати. Ее начинало знобить, как и всегда после серьезной работы. — Дело совсем не в этом.
Август взял ее за руку так, словно Эрика прямо сейчас, в эту минуту убегала от него, и он пытался ее удержать.
— А в чем? — спросил он, глядя ей в лицо со страхом и надеждой.
— Просто мы не сможем жить вместе, — Эрика забралась на кровать и, сев рядом с Августом, положила голову ему на плечо. В этом было что-то настолько домашнее и семейное, настолько трогательное и бесконечно важное, что у нее заболело сердце. — Ты никогда не покинешь Эверфорта, а у меня будут гастроли на несколько лет. Тебе нужна тихая и спокойная семейная жизнь. А мне нужна только музыка.
Она скользнула ладонью по шрамам на его спине. Август понимающе качнул головой.
— Ты собираешься вечно жить под маской? — спросил он. Эрика кивнула.
— У меня нет другого выхода.
Рука Августа сильнее сжала ее пальцы. Эрика почти чувствовала, как невидимая и властная сила отдирает ее от него. Они провели вместе мучительную и прекрасную ночь — должно быть, судьба решила, что и без того одарила их слишком щедро.
— Думаешь, я не дам тебе заниматься музыкой? — спросил Август. То, что скреблось в груди Эрики, словно обрело новые когтистые пальцы и взялось за нее с удвоенной силой.
— Нет. Ты же не полковник Геварра, — с грустью ответила Эрика. — Но если я женщина, то я всего лишь баба, которая недурно брякает по клавишам, но ее не стоит выпускать дальше гостиной. А когда я мужчина, то я гений, который пишет великую музыку, и для меня открыт весь мир. Чувствуешь разницу?
Август нахмурился. Все то, чем по-настоящему жила Эрика, было слишком далеко от его собственной жизни. Он не поймет, о чем она говорит — по крайней мере, сейчас.
— А эта сочинительница, госпожа ван Зандт? — спросил Август. — Она же всего добилась, будучи женщиной. Деньги, слава, весь мир перед ней. Книги просто рвут из рук.
Эрика только рукой махнула.
— Людей не интересует ее творчество, — ответила она. — Им важно заглянуть ей между ног, узнать, с кем она спит и сколько любовников разорила. Господи, Август, ну это же гадко! Если я-мужчина получаю награду от лекийского короля, то я гений, и музыка моя гениальна. А если эту награду получу я-женщина, то это значит что? Что я сплю с королем, и он просто дарит фаворитке драгоценную висюльку. Все! Музыка уже не имеет значения. И на концерт пойдут не потому, что моя музыка хороша, а для того, чтобы посмотреть, какие важные особы сели в первый ряд, и кто из них мой любовник, и сколько я от них уже получила!
Она выпалила это на одном дыхании, и когда слова иссякли, то какое-то время Эрика не чувствовала ничего, кроме глухой пустоты. Август выглядел озадаченно.