Читаем Музыка Ренессанса. Мечты и жизнь одной культурной практики полностью

В инструментальной музыке и в живописи действовали похожие механизмы, потому что и там и тут главной задачей было облагородить, выгодно оттенить такую деятельность, на которую в контексте системы artes

смотрели свысока. В 1430 году синьория Флоренции заступилась в суде за органиста Антонио Скварчалупи, обосновав его невиновность тем, что он обладает большой добродетелью (sed virtus ejus talis est
)[89]
. Получается, его добродетели в качестве музыканта могли влиять на его существование в социуме, даже в юридическом аспекте. Слава Пьетробоно Бурцелли (умер в 1497 году), лютниста, подвизавшегося при дворе д’Эсте, отразилась в целом ряде примечательных литературных свидетельств и в изумительной серии медалей – как минимум четырех, если не больше. Августинский монах Аурелио Брандолини (около 1454–1497), написавший специальное хвалебное слово «De laudibus musicae et Petri Boni Ferrariensis», превозносил его добродетель: она ему, дескать, позволяет чудесным образом преодолевать материальные законы, ибо, когда он играет, кажется, будто тысяча рук играет на тысяче лютен. Слепой от рождения органист Конрад Пауман (около 1410–1473), который даже был возведен в рыцарское достоинство и которого поэт Ганс Розенплют в 1447 году провозгласил «мастером превыше всех мастеров», не забыв притом отметить его физическое увечье [Rosenplüt 1854: 257ff.][90]
, во время своего пребывания в Ферраре в 1470 году удостоился прозвания cieco miracoloso (чудесный слепец); тем же атрибутом однажды уже воспользовался Кристофоро Ландино, говоря об Альберти. «Добродетель» инструменталиста, в особенности органиста или лютниста, во время игры позволяла настолько сильно почувствовать присутствие музыкальной науки, что забывался сам «изъян» ручного труда. В отличие от бродячих музыкантов, музыканты придворные, а также и выдающиеся городские инструменталисты претендовали на то, чтобы их труд был оценен по достоинству. В итоге на живописных полотнах – после долгого единоличного господства царя Давида – в качестве музыкантов-инструменталистов начали интенсивно изображать и других мифологических персонажей, преимущественно Орфея и Аполлона.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука