Мы дрались с «Тиграми»

Вспоминая те события, я каждый раз вздрагиваю и думаю, что ныне на такой шаг не отважился бы. Наверное, только в безумии победы можно было решиться с четверкой своих и горсткой партизан пленить целый гарнизон, еще не сложивший оружие. Скорее всего всевышний, а не моя угроза уничтожить их артиллерийским огнем с другого берега, спас нас тогда от смерти.

Протеже штаба армии

Гибель от пули снайпера Расковалова переживали не только бойцы 2-й батареи, но и пехотинцы, и весь мой дивизион. Отличный был командир: отец батарейцам, друг пехоте, гроза фашистам; как и положено, постоянно находился на НП, рядом с командиром стрелкового батальона и в любую минуту открывал огонь батареи по немцам, прикрывая пехоту. Каков-то будет новый командир?..

На мою беду, на место убитого Расковалова прислали в дивизион командовать его батареей проштрафившегося офицера из штаба армии — капитана Щеголькова. Выдвиженец тридцать седьмого года окончательно спился, был разжалован из подполковников в капитаны и направлен на передовую.

Помню, как Щегольков появился в дивизионе. Высокий, стройный, чисто выбритый, в хрустящих ремнях и новеньком обмундировании, с приятной улыбкой на симпатичном лице, он являл собою чистейший образец довоенного кадрового офицера. На нем ни пылинки. Не то что мы, ползавшие под пулями на брюхе. Глядя на него, можно и про войну забыть. Он ухитрился из довоенного сорокового впорхнуть прямехонько в грозный сорок четвертый. Такому самое место на паркете какого-нибудь высокого штаба. Мне же нужен был полевой командир, который мог бы и по-пластунски ползать, и пули не бояться, и огонь батареи из любой канавы корректировать, и по-отцовски к людям относиться.

Хитро улыбаясь, Щегольков небрежно козырнул и нехотя представился:

— Подполковник, то бишь, пардон, капитан Щегольков, прибыл на Вторую батарею.

— Очень приятно, — сказал я, рассматривая нового командира, — садитесь!

Он сел и, насмешливо глядя мне в лицо, с высоты своего тридцатипятилетнего возраста (мне-то только двадцать три), словно не он, а я его подчиненный, небрежно, как бы между прочим, нарочито вежливо осведомился:

— Извините… и сколько вы в армии служите, товарищ капитан?

— Три года, — сухо ответил я.

— Три года в армии — и уже командир дивизиона?! — неподдельно изумился он.

— Что же тут удивительного? — возразил я. — Три года-то на передовой. Да и во главе дивизиона — не на парадах, пятый месяц из боев не выходим.

Капитан задумался. И не потому, что продолжал дивиться моими успехами по службе. Он припомнил свой головокружительный взлет в тридцать седьмом. А потому не без гордости, но как-то тоскливо и жалостно для себя и наставительно для меня заговорил:

— А я, брат, только дивизионом командовал более трех лет, в тридцать седьмом меня прямо со взвода на дивизион бросили, потом в высоких штабах служил…

— Так вы что, батареей-то и не командовали? — с тревогой спросил я. — А огонь-то хоть умеете корректировать?

481

— Не беспокойся, капитан, с батареей как-нибудь справлюсь. В подразделении можешь не появляться, батарея будет в надежных руках! Я любому рога скручу!

— Нет, — твердо возразил я, — батарею на откуп не отдам, буду строго контролировать! — И осторожно поинтересовался: — Аза что же вас так резко в звании и должности понизили?

— Да так, с начальством поцапался, — нехотя отмахнулся он.

Я нисколько не обрадовался приходу в дивизион такой загадочной личности. Что-то нехорошее и опасное для дела сразу же почуял я в этом человеке.

В первую неделю, вступив в командование батареей, встретившись в тылах с огневиками у орудий, Щегольков особое внимание уделил старшине батареи и его хозяйству. Отдал распоряжение поварам: что, когда и как ему готовить, куда доставлять пишу. Расположился он на огневой позиции батареи, посадив у входа в блиндаж телефониста, хотя должен был находиться на наблюдательном пункте переднего края, вместе с пехотой. Итак, на передовую идти побоялся: там стреляют.

На территории Югославии мы вели маневренные бои с немцами. Каждая из трех моих батарей поддерживала огнем стрелковый батальон и металась вместе с ним по извилистым дорогам меж высоких гор. Связь с батареями осуществлялась мною по радио и через пехоту. Сам я находился на КП командира стрелкового полка майора Литвиненко. Я был стреляющим командиром дивизиона и, когда требовалась срочная, трудно исполнимая огневая поддержка — немцы ли прорвались, наша ли атака захлебнулась, сам корректировал огонь подручной батареи. Лично наведаться в каждую батарею я не имел возможности и о положении дел в подразделениях узнавал от связистов, которые, общаясь между собой, всегда все знали. Мои батареи умело и дружно вели бои совместно с пехотой. Командир стрелкового полка был доволен нами.