Мы убили их в понедельник

— Вот это классно — вся механика будет ездить взад-вперед сама по себе!

— Я ошибся на пару градусов. Попробуем еще раз.

Я снова услышал глухой звук, с которым включался автопилот.

Через некоторое время Уэбер сказал:

— Теперь нормально. Как раз то, что надо.

— Когда мы прибудем на место?

— Ты помнишь, что я сказал Бену?

— Да. Ты сказал ему, что мы встретимся в два часа.

— Ну так что?

— Господи, Мори, неужели нельзя просто поговорить? А как мы узнаем, что уже приплыли?

— Мы увидим городские огни, болван.

— Я буду самым счастливым сукиным сыном, когда все это закончится, — уныло произнес Марти.

— А теперь пойдем вниз и выпьем.

— Разве кто-нибудь не должен остаться наверху и смотреть вперед — на случай, если мы на что-нибудь наткнемся?

— Единственное, на что мы можем здесь наткнуться, это другая лодка, Марти. На всех лодках есть ходовые огни. Ночь сейчас ясная. Посмотри вон туда. Нет, в эту сторону. Видишь там огонек?

— Да, и что это…

— Это другая лодка, она идет свои курсом милях в восьми от берега. Мы можем врезаться только в такую вот лодку и только в том случае, если она тоже идет на автопилоте и за ее штурвалом никого нет, но здесь чертовски много свободного места, так что вероятность столкновения совсем невелика. Если тебя это успокоит, мы можем выходить наверх каждые двадцать минут, чтобы осмотреться.

— Клянусь Богом, Мори, мне не нравится, что мы будем плыть вслепую в этой темноте.

— Тогда лучше выпей и выброси все это из головы, а потом мы поиграем с сестричкой в наши игры.

— Только не так, как мы играли с той большой девкой — как ее звали, кажется, Сис?

— Тебе не понравилось?

— А как мне могло это понравиться? К тому времени, когда наступила моя очередь, она была уже мертва.

— Она не была мертва.

— Ладно, не была. Но мне от этого какая радость? Я люблю, чтобы была какая-то реакция.

— Если ты хочешь реакции, то ты ее получишь, Марти. Даже больше, чем тебе нужно. А может быть, тебе, как Бену, лучше заняться Черити?

Когда они спускались вниз, я услышал, как Марти издал звук глубоко отвращения:

— Что до меня, то я никогда не выносил пьяных женщин. Клянусь Богом. Меня от них просто выворачивает.

В главной каюте зажглись дополнительные огни. Свет из окон падал на палубу, смешиваясь с бледным сиянием луны. Я слышал постоянный шум воды, которая билась о борт яхты и неслась дальше, превращаясь за кормой в потоки пены. Я снова попытался достать напильник. Мне пришло в голову, что, возможно, мне удастся закрепить его между досками на палубе. Но, повернувшись на бок, я почувствовал, как он скользнул дальше к пояснице.

Я стал вяло теребить рубашку и с трудом вытащил его обратно, однако мне никак не удавалось ухватиться за напильник пальцами.

Внезапно, сквозь шум моря и гул работающих двигателей, я услышал тонкий пронзительный крик, больше напоминающий вой, который вырывался из горла моей девушки. Он звучал пару секунд, но в нем было столько боли, отчаяния и страха, что я мгновенно оцепенел и покрылся холодным потом. Наверное, они вытащили кляп у нее изо рта или он сам выскочил во время борьбы. В ответ раздался злобный вопль Марты и тяжелый флегматичный смех Уэбера, а потом снова послышался ее голос, похожий теперь на собачье скуление.

Все мои планы и холодные расчеты вмиг исчезли. Отчаяние может свести с ума и придать нечеловеческие силы. Я лежал на правом боку. Мои руки были туго связаны шнуром, который обвивал их от запястий до локтей. Я закрыл глаза и попробовал раздвинуть локти. Я почувствовал, как мышцы рук и плеч твердыми буграми вздулись под кожей. Перед глазами поплыли красные точки. От напряжения голова едва не взорвалась, губы вывернулись наружу, легкие надулись, готовые разлететься на куски, горло перехватило спазмом. Чем-то это должно было закончиться. Либо треснет кость, либо порвется мышечная ткань, либо лопнет шнур. Я знал, что должен испытывать сильную боль, но на деле ничего не чувствовал. Крайнее напряжение сил блокировало все остальное.

Неожиданно раздался легкий треск, до смешного слабый по сравнению с теми нечеловеческими усилиями, которые я приложил. Я скорее догадался, чем почувствовал, как что-то ослабло и упало с моих запястий. Я открыл глаза и при свете, шедшем из каюты, посмотрел на свои руки. Шнур лопнул, вероятно, в том месте, где Пегги успела повредить его маленьким напильником и обнажила медный провод. Я стал быстро разматывать оставшиеся петли. (Все это время она продолжала кричать, как человек, которого пытают.)

Наконец мои руки были свободны. Я стал развязывать лодыжки. Я почувствовал, что затекшие пальцы слабо и неуверенно теребят путы на ногах. Мне с трудом удалось сесть, и я постучал руками по палубе, пытаясь вернуть в них немного жизни. Но одновременно с кровью они стали наливаться нестерпимой электрической болью. Я знал, что пройдет много времени, прежде чем я смогу нормально шевелить руками, например развязать узел на ногах. Я схватился за напильник и сжал его в пальцах, как маленький ребенок сжимает в непослушных ручонках ложку.