Мы убили их в понедельник

— У меня такое чувство, зятек, что я не буду вести себя как следует. — Он устремил на меня странный взгляд, от которого мне стало не по себе. — Я в долгу у тебя, коп. Я в долгу у Кермера, Хейнамена, этого чертова города и ублюдочной системы, из-за которой мое имя треплют все газеты страны. Но я еще попаду сюда снова. А пока желаю тебе приятно провести пять лет с моей сестрой.

— Не болтай чепуху, как глупый мальчишка.

Дуайт посмотрел на свою ручищу и медленно согнул пальцы:

— Я немного пересолил. Бил ее слишком сильно и слишком долго. Нужно было прекратить, когда она обмякла, но я уже вошел в ритм и не мог остановиться. — Он озадаченно наморщил лоб. — Знаешь, я даже не сердился. Это было как игра в мяч — самое главное поймать ритм. — Его голос стал жалобным и пронзительным. — И самое обидное — из-за такой девки, как Милдред! Она ведь гроша ломаного не стоила. Ей было наплевать на себя. Она даже любила, когда ее колотят при всех. Господи, неужели из-за этого можно потерять пять лет?

— Мэг спрашивает, что она может сделать, — сказал я.

Дуайт снова посмотрел на меня:

— А что она собирается делать? Прислать мне ленч для пикника?

— Ты хочешь ее видеть?

— Нет.

— Тебе нужны сигареты или что-нибудь еще?

Дуайт молча уставился в пол. Я подождал немного и вышел. Он так и не поднял головы. Меня и многих других интересовало, сможет ли он приспособиться к Харперсбергу. Мы думали, что вся крутость Дуайта — чисто мускульный рефлекс, что его быстро превратят в жалкого нытика. В этом мире хороших и плохих парней слишком легко веришь в миф о безвольном злодее. Но наши предположения не оправдались.

Глава 5

Мэг позвала меня из кухни, и я отправился на запоздалый ленч с блудным братом. Дуайт облачился в желтый свитер и серые слаксы; его коротко остриженные волосы еще были влажными после душа. Мэг подала в большом количестве те блюда, которые он любил больше всего. Она пыталась поддерживать легкомысленный разговор, но в ее голосе слышалось беспокойство.

Я знал, что ее тревожит, и не знал, как ей помочь. Дело заключалось не только в угрюмом равнодушии Дуайта, но и в том, что в его поведении явственно чувствовался отпечаток лет, проведенных в тюрьме. Полицейская работа учит нас безошибочно подмечать такие вещи. Я могу идти по оживленной улице и сразу определить бывших заключенных, отмотавших большой срок, хотя некоторые из этих людей могут оказаться военными в штатском. Они утрачивают нормальную подвижность и эластичность лицевых мышц; в их взгляде, голосе, жестах ощущается странная сдержанность. Примерно такой же эффект достигается, когда обычного человека в шутку заставляют ходить, сидеть, разговаривать и выпивать, держа на голове книгу.

— Все в порядке? — слишком часто спрашивала Мэг.

— В полном порядке, сестренка, — отвечал Дуайт голосом, в котором слышалось эхо тюремной камеры и прогулочного двора.

Один раз он посмотрел на свой свитер и потянул за него:

— Какой яркий. Он меня все время отвлекает. Я привык к серому цвету.

Я видел, что Дуайт старается есть медленно. Большинство тюремных беспорядков начиналось в столовых, поэтому контроль там был наиболее строгим. В Харперсберге заключенные входят туда гуськом и молча выстраиваются у длинных столов, куда уже подана пища. По свистку надзирателя они садятся и также молча начинают есть. Одни охранники, с дубинками, ходят по помещению, а другие, с огнестрельным оружием, наблюдают с галереи. По второму свистку, через пять минут, заключенные встают, поворачиваются лицом к проходу и выходят, начиная с дальних столов, неся посуду. За дверью они разделяются на четыре ряда для пересчета ножей и вилок. На все про все им отводится девять минут, поэтому бедняги торопятся, давятся своей баландой и постоянно пребывают голодными.

Дуайт изо всех сил пытался не спешить приспособиться к новому ритму жизни. Но еды было слишком много, и она была слишком сытной. В конце трапезы он внезапно побледнел, извинился и выбежал. Вскоре до нас донеслись звуки, свидетельствующие о том, что его выворачивает наизнанку.

По лицу Мэг текли слезы.

— Он совсем на себя не похож! — с отчаянием в голосе промолвила она.

— Ему нужно время, чтобы привыкнуть.

— Я хотела совсем другого, Фенн.

— Потерпи.

— Я так старалась.

— Ты все делаешь как надо.

— Но что ему нужно? — воскликнула Мэг.

Зазвонил телефон. Догадываясь, что это частичный ответ на ее вопрос, я снял трубку и услышал молодой хрипловатый женский голос.

— Дуайт Макаран дома?

— А кто его спрашивает?

— Просто приятельница.

— Я лучше скажу ему, чтобы он позвонил вам. Если вы дадите мне ваш номер…

В этот момент появился Макаран:

— Это меня? Дай мне трубку. — Он выглядел напряженным, но, услышав голос в трубке, сразу расслабился. — Ах, это ты… Что?.. Конечно, приятно оказаться на воле. А что еще я могу сказать?.. Нет, не так скоро. Дай мне несколько дней, малышка… Я должен привыкнуть к свободе. Пока. — Дуайт повесил трубку и посмотрел на меня. — Хочешь знать содержание разговора, коп? Хочешь, чтобы я попросил разрешения пользоваться телефоном?

— Кто это такая?