Мы здесь живем. Том 3

Еще один мотив в пользу расширения контактов между двумя системами — это надежда таким путем смягчить жестокость наших нравов, расчет на либерализацию нашего диктаторского режима или хотя бы на возможность спасительного влияния Запада на судьбы отдельных людей. Такие же надежды питает и часть советской интеллигенции, за десятилетия «железного занавеса» изголодавшейся по общению с мировой культурой. Сторонники этой позиции могут сослаться на то, что некоторая либерализация имеет место. Был «железный занавес» — и в лагерях погибали миллионы. А сейчас — Сахаров на свободе, его всего лишь облили грязью в газетах; Солженицына живым выкинули к его западным заступникам[17]

; кого раньше бы измололи в следственных застенках КГБ, как Белинкова, — тот без битья получает три года лагеря (и еще три — ссылки; например, Амальрик). «Самолетчикам» Кузнецову и Дымшицу отменили смертную казнь, Сильву Залмансон помиловали и отпустили из страны. То же и Кудирку. Стала возможна эмиграция из СССР — правда, по мотиву воссоединения семей, правда, лишь для некоторых категорий жителей СССР, но еще пять-шесть лет назад кто бы мог на такое надеяться?

В общем, помощи Запада нестандартные граждане СССР обязаны той ничтожной долей либерализации, какая явилась в нашей жизни. Но вот вопрос: какая позиция Запада тут сыграла роль — позиция компромиссов, уступок, дипломатической торговли, культурного сближения или позиция нравственной непримиримости, нравственной конфронтации в форме резких протестов, угроз бойкотом? Не дипломатические переговоры сократили лагерный срок Синявскому, а многолетнее не стихавшее возмущение всей культурной мировой общественности, в частности ряд отказов западных ученых и писателей сотрудничать с советской наукой и литературой. Демонстрации перед советскими посольствами, самые яростные формы протеста, прямое сопоставление советского режима с фашизмом — вот что заставило советские власти спешно, опережая установленные законом сроки, заменить Дымшицу и Кузнецову расстрел пятнадцатью годами заключения. Угроза бойкотирования Большого театра в Лондоне, пикеты актеров — вот что заставило советские власти выпустить из страны Панова с женой. Даже в тех случаях, когда протесты с Запада не приводят к желаемому результату (таких случаев, конечно, большинство), они все же часто играют охранительную роль: иным облегчают участь, иных наперед уберегают от ареста. Советские власти твердят: «Мы не потерпим вмешательства…», однако учитывают общественное мнение Запада, прекрасно понимая, что оно влияет и на политику правительств[18]

.

Безусловно, есть успехи и у «тихой дипломатии». Некоторые общеизвестны (в области эмиграции евреев, в отношении отмены выкупа за образование и т. п.), о многих мы, естественно, не знаем, а лишь можем догадываться. Ко всякой встрече Брежнева с президентом США, к другим дипломатическим встречам и важным переговорам некоторое число «отказников» получают выездные визы. (Правда, возможно, что «отказников» специально прикапливают к таким случаям.)

Широкое общественное осуждение и «тихая дипломатия» — к сожалению, эти два пути не дополняют, а взаимно гасят друг друга. В атмосфере контактов, в угаре разрядки такие действия, как общественные протесты, демонстрации, бойкот, — теряют силу: с одной стороны, осуждение, а с другой — договоры о совместных научных программах, одни бойкотируют, а другие наперебой заключают соглашения с агентством по охране авторских прав… В самом западном обществе действия протеста теряют свою популярность, а для советского руководства они становятся — тьфу! растереть и забыть!

Президент Форд заверял американскую общественность, что подписание документа в Хельсинки не затрагивает нравственных принципов американского народа, не меняет его позиции, что по всем случаям нарушения прав человека Америка будет заявлять протесты на международных форумах. Но «тихая дипломатия» требует компромиссов, и Солженицына не приняли в Белом доме ради дружбы с Брежневым.

Не исключено, что твердая и последовательная позиция Запада в вопросах гуманистических (а именно — отказ обсуждать с советскими представителями проблемы прав человека, проблемы демократических свобод, отказ от всяких культурных контактов на государственном уровне, пока советское государство попирает права личности, пока оно остается страной насилия) в конечном счете могла бы оказаться и практически более перспективной.