МЖ. Роман-жизнь от первого лица

Я проснулся в половине четвертого утра. Мои часы показывали московское время. 10.30. В самый раз. Организм не успел перестроиться, и я чувствовал себя вполне сносно, делая поправку на вчерашний перелет и некоторое количество выпитого спиртного. За окном было темно, никакого намека на рассвет. Полчаса я пролежал в теплой ванной с журналом National Geographic, который считаю лучшим и наиболее информативным для того, кто хочет самостоятельно путешествовать. Статьи в Geographic – это как приманка: несколько прекрасных фотографий и самые важные слова о том, что стоит увидеть своими собственными глазами. Я знаком с этим журналом с далекого детства. Это теперь он издается в России, а тогда, в далеком 84-м году, я, вместе с одноклассниками перекидывая макулатуру, сбор которой был обязательным для всех (могли даже в школу не пустить без этой пачки ненужных бумаг), вдруг нашел потрясающую вещь. Больше сорока журналов на английском языке были перевязаны обыкновенной бечевкой и выброшены в макулатуру. Эту связочку «Вторсырью» не дано было переработать. Ее переработал я у себя дома. Каждый день, в течение долгих месяцев, я сперва рассматривал прекрасные фотографии незнакомых мне стран, а потом мне страшно захотелось узнать, что же под ними написано. Формально английский язык в моей среднеобразовательной школе № 421 Перовского района города Москвы, конечно, преподавали. Была у нас такая Любовь Федоровна Ушакова – преподаватель английского языка. Тот, кто выдал ей диплом учителя, как минимум невежда. Ее словарный запас был прямо пропорционален ее ужасному произношению. Научиться чему-то у такого учителя в классе, где сидели двадцать придурков, из-за раннего полового созревания не успевавших ни по одному из предметов, было невозможно, и я стал учить английский язык по той самой подшивке, которую кто-то так любезно выбросил, да продлит Господь Бог его дни. Через восемь месяцев я прочел все журналы, и мне захотелось чего-то большего. Я долго не мог заснуть, представляя себя путешественником, который ездит по всему миру и его везде понимают. Моя мечта, пускай и немного в ином виде, но сбылась, и именно благодаря этому прекрасному журналу. Свои первые деньги я истратил на поездку в Лондон, затем в Париж, затем мне так понравилось путешествовать, что я стал летать в европейские города постоянно, хотя бы на два-три дня. Это замечательная отдушина, которая появилась благодаря смене политического курса, спасает таких, как я, людей, воспринимающих этот мир с эстетической точки зрения. Если постоянно жить в Москве, то, мне кажется, я бы заболел, спился, сторчался и умер от неизбывной тоски по новым впечатлениям. Живем мы один раз, а деньги в гроб с собой не унесешь, и, кроме Турции и Египта, Таиланда и Кипра, дорогие граждане, есть на свете множество интересного и очаровательного, увидев которое становишься богаче прежде всего духовно.

Несколько минут я истязал себя под контрастным душем, а как известно, – это лучшая профилактика для сосудов и нервной системы во все времена, затем напялил спортивную форму, взял рюкзак и совсем было собрался уходить, но вспомнил про подарок своего новоявленного родственника и также кинул его в рюкзак. Выехал в темный город. Где-то далеко, на краю небес, начало появляться слабое предрассветное свечение, вернее, лишь намек на него. Была половина пятого, и до полного рассвета оставалось еще полтора часа. Я медленно поехал в направлении Palermo, периодически, при свете уличных фонарей, сверяясь по карте с маршрутом. В парк я въехал без пяти минут пять и, почти в полной темноте, каким-то чудом выехал к озеру. Почти сразу на другой его стороне появилась бегущая женщина в белом спортивном костюме. Мы быстро стали сближаться, я соскочил с велосипеда, раскинул руки, и мы слились в объятьях, так, как будто я был ее мужем, отцом пятерых ее детей и вернулся с войны или из долгого плавания. Ее порыв был искренним, невозможно было так сыграть. Я сорвал с нее ее белый костюм, одежду с себя, и мы остались в одних кроссовках. Трава была холодной и мокрой от ранней росы, и весь дискомфорт этого ложа пришелся на мою спину. Нам не было холодно, нам было очень, очень горячо. Настолько, что никто из нас не подумал о презервативе, а я отчего-то не захотел контролировать себя.

Разговор начался после того, когда, отдышавшись и кое-как одевшись, мы в обнимку, втроем, считая велосипед, добрели до скамеечки и блаженно опустились на нее: