На берегах утопий

Я долго не мог понять, кто его сыграет, тогда Наташа Плэже, автор музыки к спектаклю, посоветовала посмотреть интересного выпускника Щепкинского училища. Риск был, конечно. Но вскорости стало ясно, что мы верно выбрали Петю. Женя Редько играл Бриллинга, Илья Исаев – Зурова. Нина Дворжецкая очень понравилась Акунину в главной женской роли. В романе леди Эстер демонстрирует способности своих воспитанников, а у нас их играли ученики 15-й школы-интерната циркового профиля: ходили колесом, выполняли головокружительные сальто – мастерства им не занимать. Один – на вид самый маленький – пел сиротскую песню на иностранном языке. Ну, кто увидит в трогательной сиротке будущего человека-бомбу? До сих пор современно, не так ли?

Акунин ехал к нам на премьеру, разволновался и врезался на машине в столб. К счастью, не пострадал.

Спектакль идет с тех самых пор, меняются в нем студенты, которые двери двигают по сцене. Волнуются, боятся подвести.

В театр валом повалили “акунисты”. Они не только сюжетом увлекаются, они способны считывать исторический пласт, литературные ассоциации. Такое сочетание для меня оптимально.

Через некоторое время я попросил Григория Шалвовича придумать для театра еще что-нибудь. Он предложил идею одной и той же криминальной истории, поданной в двух версиях принципиально противоположным образом. Пьеса называлась “Инь и Ян”, то есть женское и мужское начала, разное восприятие мира – чувственное и рациональное. Мы с Акуниным полтора часа сидели над уже готовой пьесой, я показывал места, на которых спотыкаюсь. Он соглашался и в ту же минуту исправлял, да еще меня хвалил: “Вы – хороший редактор”. Я этим страшно гордился.

Действие происходит в доме покойного коллекционера, собирателя японских вещей, и мы придумали, что одна версия будет русская, а вторая – как бы японская. Автор назвал их – “белая” и “черная”. В “белой” версии герои напоминали персонажей русской классической литературы, из Достоевского, Чехова, Тургенева…

Героиня у нас выходила сперва с белым кроликом, а во второй части – с черным, кролики страшно линяли, шерсть лезла. А сцены слуг я попросил актеров сначала порепетировать самим. И чего только они не нагородили! Азарт, поток неслыханных фантазий (который поднимал любую простую сцену только что не до Достоевского) и литературных ассоциаций. Они вообще-то у Акунина присутствуют, но не до такой степени.

В итоге эти три эпизода оказались более существенными, чем можно было предположить.

Ясно было, что Веселкин годится на старшего Фандорина. Он принес фильмы про якудзу Такэши Китано. Слугу Масу играл Алексей Розин. Акунин привел человека из посольства, который учил актеров произносить отдельные реплики по-японски. Бенедиктов сделал легкие японские передвижные ширмы, большие резные фонари и огромные фигуры будд. Наташа сочинила изумительную музыку.

На премьере мы играли обе версии подряд: в пятнадцать и в девятнадцать часов. На поклоны вызвали на сцену Акунина, и он мне шепотом сказал: “Это еще лучше, чем Фандорин”.

А позже наш автор – я горжусь, что могу так его назвать, – Борис Акунин написал детектив “Весь мир – театр”, действие которого происходит в театре. И он имел в виду именно наш театр, я в этом уверен. Когда он начинал писать эту вещь, я свел его с Алешей Блохиным, нашим артистом, который все знает про РАМТ. Он повел Акунина куда-то на колосники, откуда все выглядит как корабль, и еще в какие-то закоулки.

Творческая фабрика

Когда я пришел в ЦДТ, в нем была очень четко налажена система цехов. На “Отверженных” менялись места действия, занавесы поднимались-опускались. Пять лебедок “заведовали” занавесами. Помрежем был Игорь Питерский (мы с ним всегда вместе работаем), он тогда только начинал, но уже вел этот сложный спектакль.

Я стоял на премьере за кулисами (а не в зале, как на репетициях) и был поражен тем, как эта колоссальная фабрика работала на спектакль, на артистов. Огромное число профессионалов точно знало, что и как делать. Навсегда остался этот образ – творческой фабрики.