Главное в жизни – не застаиваться. Иду как-то по фойе, и незнакомая зрительница обращается ко мне: “Сразу видно, что вы идете по своему дому”. Вот и хорошо, что видно! Значит, нет во мне напряжения.
Вспомнил давнюю встречу с Анатолием Смелянским на улице. Он только что был назначен ректором Школы-студии МХАТ и рассказал, что Михаил Швыдкой (в то время – министр культуры) по его просьбе выделил деньги, на которые удалось купить стиральную машину в общежитие: “Теперь ребята наши могут стирать в машине”. Вот чему радовался профессор, ректор, автор прекрасных статей и книг! Такое отношение важно в себе сохранить.
Вообще строительство театра – бег на длинную дистанцию, труднейшая задача, особенно если не с нуля начинается. Когда театр уничтожается, а на его пространстве создается новый – это другая история. Я пришел в РАМТ с ощущением, что принимаю эстафету: в этом здании работал МХАТ 2-й, ЦДТ Наталии Сац, что здесь начинали Анатолий Эфрос, Олег Ефремов, главным режиссером долгие годы была Мария Кнебель. Театр переживал тогда трудное время, но у меня было позитивное отношение и хотелось максимально помочь общему делу. Правильно, когда человек приходит не себя утвердить, а максимально вложиться в театр, сделать все, чтобы театр этот двигался дальше.
У Войновича есть повесть с замечательным, провокационно-простым названием “Хочу быть честным”, а спектакль, поставленный по ней Марком Захаровым в Студенческом театре МГУ, как я говорил, остается одним из самых сильных моих театральных впечатлений.
Любая маска, любая конъюнктура – неважно, советская или сегодняшняя – для театра очень опасна. А мои учителя были люди иного масштаба. Проживая непростую жизнь, они всегда понимали, когда можно идти на компромисс, а когда нет. Немирович-Данченко, говоривший что театр – это цепь компромиссов, был абсолютно прав: без них невозможно. Но если компромиссы становятся нормой – это катастрофа.
РАМТ. Акунин
Вообще-то пьесы пишутся не для чтения, их почти никто и не читает. В МХТ им. Чехова Рената Литвинова играет Раневскую в “Вишневом саде” Адольфа Шапиро, и посмотреть на диву приходят богатые молодые мужчины с женами (билеты стоят дорого). Они впервые слышат текст пьесы Чехова. Изумляются развитию сюжета. Когда Лопахин произносит слова, имеющие прямое отношение к их собственной современной жизни, они с удивлением поворачивались к женам, мол, это ж надо! А в зале РАМТа, когда в спектакле раздался звук лопнувшей струны, женщина негромко сказала: “Все-таки застрелился!”, имея в виду Епиходова.
Что ж, и мы при других обстоятельствах не знаем, что будет дальше. И я не предполагал, что очень скоро у нас опять появятся “свои” авторы: ими стали Борис Акунин и Том Стоппард.