— Увы, это так далеко от нас! — сказал с тяжелым вздохом молодой Деванделль.
— Знаю, мистер Джордж! И поэтому не жду никакой непосредственной помощи от Чивингтона. Но косвенную помощь он нам может оказать, как только проникнет в прерию.
Потом Джордж Деванделль стал расспрашивать Джона Максима о Ялле. Но агент, который находил эту тему слишком щекотливой и боялся проговориться, отвечал уклончиво.
— Постойте, Джон! — прервал разговор Джордж Деванделль. — Но, может быть, сам отец, услышав о том, что нас уже осаждают, придет на помощь? Как вы думаете?
Джон Максим вздрогнул и, чтобы избежать необходимости дать немедленный ответ, для которого он не находил слов, склонился над рвом, как будто углубившись в рассматривание того, что делают краснокожие, удалившиеся от усадьбы в тень леса.
Там, во рву, среди луж, грязи и стеблей болотной травы, еще копошились тела обваренных кипящим маслом индейцев, изредка кто-нибудь из несчастных, не выдерживая мук, принимался глухо и протяжно стонать.
— Какая ужасная вещь война! — не дождавшись ответа от янки, промолвил молодой человек.
И в ответ ему прозвучали угрюмые слова агента:
— Вообще, мистер Джордж, сама жизнь — ужасная штука!
Небо было покрыто густыми тучами, уносившимися куда-то с фантастической быстротой, будто эти тучи тоже спешили в бой, перегоняя одна другую, и временами их безумный бег освещался вспышкой молнии.
Раздавались уже оглушительные раскаты грома, и крупные тяжелые капли дождя, срываясь с низко плывущих над землею туч, звонко шлепались на крыши усадьбы, на пыльный двор, на огонь еще не потушенных костров.
Опасаясь, что с минуты на минуту индейцы могут вновь пойти на приступ, гарнизон маленькой крепости держался бодро на своих постах, заботясь только о том, чтобы дождь не промочил пороха и не помешал стрельбе из ружей. Но час проходил за часом, а индейцы не показывались. Разведя в лесу огромные костры и изжарив на их огне мясо быков и овец, краснокожие пировали, и временами из их лагеря доносились звуки диких голосов и заунывного пения.
Перед рассветом костры индейцев были погашены, потом свыше пятисот всадников выехали из леса.
— Что это они тащат в руках? — спросил Джордж неотступно наблюдавшего за каждым маневром краснокожих агента.
— Ветви, сучья. Должно быть, рассчитывают в каком-нибудь месте завалить ров, чтобы легче было перебраться к палисаду, — ответил траппер.
Помолчав немного, Джон Максим резко тряхнул головой и спросил:
— Скажите, мистер Джордж: сколько лошадей у вас тут, во дворе усадьбы?
— Да больше тридцати, почти сорок.
— И лошади порядочные, надеюсь?
— Рабочих тяжеловозов мало, больше мустанги. Вы же знаете, папа разводил лошадей, наши кони славятся красотой и выносливостью. А почему вы спрашиваете?
— Веревки и топоры тоже найдутся?
— Конечно. Сколько угодно. Но что вы задумали?
— Вот что, мистер Деванделль! — ответил после некоторого колебания агент. — Я вижу теперь ясно, что нам не удержаться здесь. Допустим, мы отобьем этот штурм. Но конец неизбежен. Если только мы останемся в стенах гациенды, наша участь решена. Не пройдет и суток, как наши скальпы украсят щиты и мокасины краснокожих. Надо уходить отсюда, это единственный выход.
— Бежать?
— Да, бежать.
— Каким же образом?
— Об этом я позабочусь. Думаю, все удастся. Предоставьте это мне. Вы побудьте тут, посторожите. С вами пусть останется человек десять ваших слуг. Мы же с моими друзьями трапперами поработаем. Все зависит от того, удастся ли нам приготовить индейцам сюрприз. Мы не должны дожидаться, покуда индейцы доберутся до стен гациенды. Времени мало, но, надеюсь, хватит. Мы можем подготовить все к бегству за несколько минут.
— Да, но удастся ли нам прорваться? Ведь придется проскочить мимо двух колонн краснокожих!
Агент пожал плечами.
— Кто не рискует, тот не выигрывает. У нас есть шанс, хотя игра наша опасна… Попробуем. Вот что: вы покуда отвлеките внимание краснокожих выстрелами, а я пойду…
И Джон Максим, обдумывая по дороге свой действительно рискованный план, покинул палисад Джорджа Деванделля.
Индейцы тем временем приближались к усадьбе, но сравнительно медленно: их движения замедлялись ветвями и сучьями сосен, которые они тащили и волокли с собой, чтобы завалить ров.
Ясно было видно, что одной из двух осадных колонн руководила Ялла: она выделялась среди других индейцев и своим костюмом и, главное, своим белоснежным красавцем-конем. На предводительнице сиу был ее великолепный плащ, развевавшийся широкими и живописными складками за спиной, в руке Ялла держала отличный карабин.
Негры и мулаты снова принялись за стрельбу, и время от времени пули сваливали кого-нибудь из краснокожих совсем близко от женщины-сахема. Но Ялла, на устах которой играла презрительная и гордая улыбка, а взор горел мрачным огнем, не склоняла головы, когда пули свистели над нею.