На Диком Западе. Том 2

Так как потайная конюшня для ворованных лошадей на ферме Аткинса была детально обследована, то факт преступления не подлежал сомнению. Так же обстояло дело и с Уэстоном, хотя он сначала и запирался, что особенно раздражило регуляторов, возмущенных его явной ложью.

— Повесить этого негодяя и лжеца сейчас же на первом суку! — требовали почти все регуляторы.

Однако Браун умерил их пыл заявив, что прерогатива произнесения приговора принадлежит присяжным, причем преступник в любом случае имеет право защищаться. Участие Джонса тоже настолько было очевидным, что все единогласно решили считать его уличенным в конокрадстве. Даже адвокат Уартон не нашел никаких мотивов к его оправданию.

Затем перешли к разбирательству дела об убийстве Гитзкота. Тут обвинителями Джонсона и Роусона выступили Куртис и Гарфорд. Их обвинения были поддержаны Ассовумом, измерившим следы, и заявлением Брауна, напомнившим о покушении Джонсона на индейца. Уартон хотел что-то сказать, но связанный разбойник выступил вперед и перебил его:

— Полно, не нужно оправданий! Я знаю прекрасно, что эти молодцы решили меня повесить и повесят. Но я не хочу унижаться и оправдываться. Я убил Гитзкота и очень жалею, что не могу сделать этого и со всеми остальными!

— На сук его, на сук негодяя! — закричали обозленные слушатели, готовые уже ринуться на связанного преступника.

— Постойте, друзья мои! — вмешался Браун. — Сначала выслушаем методиста и тогда уже приступим к произнесению приговора. Иначе присяжные не смогут ничего уяснить себе!

— Ну, ладно! — согласились некоторые. — Выведите сюда Роусона! Пусть проклятый святоша даст нам отчет в своих злодеяниях!

Роусон задрожал при звуке раздавшихся по его адресу угроз и проклятий, поняв, что пощады не будет. Он хотел было подняться, но ноги отказывались служить ему. Несчастный преступник опустился на землю и впал в бессознательное состояние. Тогда к нему поспешил на помощь Ассовум, привел его в чувство и почти на руках донес до собрания.

— Роусон! — обратился к нему предводитель. — Вас обвиняют…

— Постойте, — взмолился самым смиренным голосом струсивший негодяй. — Я все скажу сам, надеюсь, что вы примете во внимание мое искреннее признание в преступлениях и смягчите смертную казнь, совершив ее без мучений. Я хочу…

— О, подлец! — вскричал Джонсон. — Так позорно дрожать перед лицом этих мерзавцев!

— Если вы произнесете еще хоть слово, — обратился к нему председатель, — я раздроблю вам череп!

Затем обвинитель перечислил совершенные Роусоном преступления и предательства.

— Господа! — заявил вне себя от ужаса перед столь явными уликами Роусон. — Послушайте меня, ради Бога, я готов признаться…

— Я протестую против теперешнего суда над этим субъектом! — вмешался Уартон. — Если он чистосердечно сознается во всех преступлениях, вы должны передать его правительственному суду!

— Я вас предупреждал, — возразил Браун, — что этого не будет и что постановление нашего суда обжалованию не подлежит!

— Отпустите меня на свободу! — кричал окончательно отчаявшийся Роусон. — Я расскажу, что делается на Миссисипи. Я открою вам…

— Замолчите, и я спасу вас! — прошептал ему на ухо Уартон.

Роусон с удивлением посмотрел в глаза своему защитнику, но лицо того оставалось бесстрастным и сдержанным.

Вместо того чтобы сделать преступнику какой-нибудь одобрительный знак, тот стал внимательно прислушиваться к начавшимся уже дебатам присяжных, отошедших в сторону.

Через несколько минут присяжные вернулись. Первым огласили определение относительно Аткинса.

— Единогласно признан виновным!

Услышав роковое решение, несчастный упал на землю и закрыл лицо руками.

— Уэстон? — спросил Браун.

— Виновен!

— Джонс?

— Виновен!

— Джонсон?

— Виновен!

— Роусон?

— Виновен!

Таков был единогласный приговор присяжных. Преступники поникли головами в ожидании наказания. Уэстон принялся было плакать и жаловаться, а Джонсон лишь скрипнул зубами.

Тем временен Роусон, не обращая внимания на происходившее, следил только за движениями Уартона, обещавшего выручить его. Для преступника это был последний луч надежды, блеснувший в самый последний, критический момент.

— Судом Линча вы все признаны виновными и приговариваетесь к повешению! — громко заявил Браун.

— Повесить их немедленно же! — крикнули несколько голосов из толпы. — Нечего с ними церемониться! На веревку их!

— Постойте! — выступил навстречу бросившейся было на преступников толпе Браун. — Они все, правда, приговорены к смертной казни, но вина их неодинакова, поэтому и наказание должно быть неодинаковым. Не найдется ли среди вас кого-нибудь, кто сказал бы в их оправдание, хоть слово!

— Я! — отозвался Вильсон, выступая вперед. — Сын Аткинса сегодня ночью скончался, а жена сильно больна. Кроме того, Аткинс собирался уехать в Техас, не отпустить ли его?

Аткинс с затаенной надеждой обвел глазами собрание. Молчание, почти гробовое, было ему ответом.

— Я подаю голос за помилование! — нарушил, наконец, это молчание Браун.