На Диком Западе. Том 3

В то время как она вытирала слезы, ручьем катившиеся по ее раскрасневшемуся, словно пион, личику, высокий человек подошел к ней, отечески обнял ее и, вынув большой красный носовой платок, начал осушать ее мокрое платье.

— Теперь уже нечего плакать, Мэри, — говорил он глубоким ласковым голосом, — теперь все в порядке. Землемеры должны быть всегда готовы ко всяким неприятным случайностям. Я скажу отцу, что во всем виноват я!

— Я… я не испугалась, — лепетала сквозь слезы Мэри, — я словно с ума сошла, делая такую неловкость, мистер Линкольн! Что вы и Дэви теперь подумаете обо мне?! Ведь мальчик никогда не скатился бы так с берега, словно ситцевая кукла!

— Пустяки! Я видал много мальчиков, с которыми случалось то же самое, что и с вами, — говорил высокий джентльмен. — Ну, теперь нечего беспокоиться! Как вы поживаете, Дэви? Как идут ваши изыскания?

— Великолепно, мистер Линкольн, — ответил с воодушевлением Дэви, — наконец я добился того, что подсчитал все до Скалистых гор!

— О! Это очень хорошо! Вы сделали работу лучше, чем другие, — говорил улыбаясь гигант. — Ну, а теперь мы должны доставить эту маленькую леди домой так скоро, чтобы стриженая девушка не успела косы заплести. Мокрое платье в январский вечер не очень-то приятная вещь для девочки, которая хочет еще расти. Не так ли, Дэви?

С этими словами Линкольн поднял девочку на плечи и понес ее к месту, где была привязана его лошадь. Отвязав ее и вскочив на седло, он поднял девочку и посадил впереди себя, потом правой рукой подхватил Дэви и поместил его позади. По дороге он ласково уговаривал старого мерина Цезаря, своего неизменного друга в поездках по судебному округу, чтобы он прибавил рыси, иначе друзья Авраама Линкольна[22] будут говорить о нем как о плохом рысаке. Ехать надо было не более версты. Когда они свернули к старому клену, где Марш и Брендон заканчивали свой разговор, последние тотчас заметили путешественников. Марш схватил Брендона за руку и воскликнул встревоженно:

— Что-то неладное стряслось, Брендон! Мэри завернута в шаль, и Эйб[23]

везет ее.

Брендон улыбнулся слабой улыбкой и спокойно сказал:

— Я не знаю, Том, что случилось с Мэри, но я знаю, кто такой Эйб Линкольн. Если бы что-нибудь случилось, мы увидали бы, как длинные ноги этого верзилы делают саженный прыжок, не дожидаясь старого Цезаря. Кажется мне, что она искупалась. Но ничего: вон Дэви смеется!

Линкольн в это время успокоительно махнул рукой.

— Не беспокойтесь, — начал он, — сущие пустяки! Наша юная леди хотела сделать мне книксен, поскользнулась и совершенно забыла, что перед ней пруд. — С этими словами он бережно спустил девочку с седла и передал ее отцу, говоря: — Скорей, скорей в дом, мисс! Выпейте чего-нибудь горячего, а я приду и доскажу вам конец истории о красной белке.

Мэри вприпрыжку перебежала лужайку двора и скрылась в доме.

Брендон кивнул сыну, приглашая его идти домой, и Линкольн, спустив мальчика с седла, дружески шлепнул его по спине своей большой ладонью. Дэви побежал домой, чтобы развести огонь и приготовить ужин. Старики у клена несколько минут молчали.

Линкольн чувствовал, что между его друзьями происходил какой-то неприятный разговор, но он с обычным своим тактом и терпением ждал, когда они заговорят сами. Марш первый прервал молчание.

— Эйб, — начал он, — не посоветуете ли вы Давиду что-нибудь такое, что очистило бы его мозги от паутины? Хороший человек, а тратит время на какие-то бредни. Железная дорога прямиком через континент… Он просто начинает терять рассудок! Вы знаете, я пришел сюда вместе с Давидом и вместе с ним начал работать; я сколотил деньжонок и еще сколочу, потому что не трачу времени и сил в погоне за блуждающими огнями. Вы подумайте только, Давид до сего времени ни на чем еще прочно не остановился, он только может говорить о железной дороге. Железная дорога, железная дорога! Я начинаю себя чувствовать просто больным от его железной дороги!

Брендон стоял, опираясь на старый клен, и рассеянно слушал его тираду; его глаза были устремлены на что-то невидимое далеко на западе. Линкольн молча смотрел на него. Вдруг Давид заговорил. Глаза его загорелись каким-то особенным блеском. Широким взмахом руки он провел по направлению к горизонту.

— Смотрите сюда, — начал он. — Что это? Пустыня? Дикие козы? Буйволы? Но придет день — и это случится еще при нашей жизни — здесь проляжет железная дорога. Она победит пустыню, превратит Соединенные Штаты в подлинную единую и могущественную страну. Бели судьба сохранит меня, я приложу свои руки к постройке этой дороги. Я желаю, чтобы и сын мой вложил свою долю участия в ее создание.

И он снова обратил свой взгляд на запад, где заветная мечта его жизни рисовалась ему уже осуществленной.

Марш возбужденно заговорил:

— Скажите, Эйб, слышали вы когда в жизни что-нибудь глупее этого?