Читаем На дружеской ноге (сборник) полностью

До полного сведенья скул,

Он страстно шевелит усами

И опрокидывает стул.

Ужель погибла вся затея?

Вокруг царит молчанье сна,

И граф, решительно потея,

Идет туда, где спит она.

В проеме незакрытой двери

Белеют маленькие звери

На одеяле в темноте, —

Таких он видывал в Европе

И называл по простоте

«Папильон», – то есть льнущий к попе.

Узрев хозяйкину кровать,

Попасть и собирался в кою,

Он дерзновенною рукою —

Уже за что не помню – хвать!


И тут красавица моя

Не поняла такой свободы,

Как будто ключевые воды

Коснулись типа ног ея.

Чепец поправивши игриво,

Она сказала: «Дайте пива».

Стояла емкость на столе,

Граф усмехнулся как-то криво,

Он был и сам навеселе.

Решив не прибегать к насилью,

Он потянулся за бутылью,

И тут внезапно голоса

Обозначают оба пса,

Сказать точнее – обе суки,

И наподобие вериг

На графе виснут: прочь, мол, руки! —

И лают. Так и сел старик.

Ну, не старик, но от испуга

Забыл он сразу о любви,

К тому же звучная подлюга

Диктует правила свои.


Заканчивая свой параграф,

Где рифма властвует опять,

Пора, я говорю, пора, граф,

С парашею в обнимку спать.

Кровавые реки

Гости съезжались на дачу,

Дамский состав щебетал,

Около дам наудачу

Мужеский пол обитал.


В креслах освоился кто-то,

Карты в руках у других,

Третьи парижские фото

Барышень смотрят нагих.


Вдруг оборвал эту мульку

Нетерпеливый корнет:

«Братцы, распишем-ка пульку!» —

Крикнул, достав пистолет.


Искренне все оживились,

Радуясь шутке юнца;

Дамы же, выбежать силясь,

Спали заметно с лица.


Только хозяйка не спала,

Медный схватила шандал

И, разрумянившись ало,

Так продолжала скандал:


Двинувшись к юноше с тыла,

Сделала все по уму;

Свечку, пока не остыла,

Вставила тихо ему.


Гости, разбившись по парам,

Только смеялись хитро,

Что полыхает пожаром

Злого корнета нутро.


В сей ситуации скользкой

Каждый старался как мог.

Минский с красавицей Вольской

Сжались зачем-то в комок.


Ржали гусары, как кони,

Заговор Пестеля зрел,

Чацкий Курил на балконе

Очерк далекий узрел.


В центре разброда, шатаний

Метил Эвлегу фингал,

Пушкин, гоняясь за Таней,

Странное ей предлагал.


Было и будет, короче,

Так до скончанья веков:

Жадные, желтые очи

Страшных таких кабаков


Смотрят в кровавые реки;

Все мы – прислужники зла.

«Сколько дерьма в человеке!» —

Гоголь твердил из угла.

Семеро против

Маленькая козлиная песнь в четырех актах

Действующие морды:

Коза.

Семеро козлов.

Волк.


Действующее лицо:

Кузнец.

I

КОЗА

Козлятушки, дитятушки, откройте!

Я, ваша мать, из лесу возвратилась,

Травы младой изрядно пощипав,

Воды попив студеной из ручья,

И вот теперь стою я на пороге,

И молоко стекает по копытам

В сырую землю.


КОЗЛЫ

Отворяем, братья.


ВОЛК

Все говорят; козлы не говорят,

А мекают. Но до чего противно!

О, как я ненавижу эту нечисть!

С тех пор как завелись они в лесу,

Покой не мной одним – никем не знаем,

И прежние забыли мы забавы.

Волчонком будучи, когда высоко

Звучала дудка пастуха над лесом,

Я внюхивался жадно, упиваясь

Козлиным духом. Но теперь не то —

Нигде другого духа не осталось.

На что ни поглядишь, куда ни плюнешь —

Везде козлы, их бороды, рога,

Копыта, точно каменные… Боже!

Не будь я волк, я сам бы стал козлом.

(Задумывается)

А может, ненадолго стать козою?

Я призван, чтобы их остановить.

Ну вот, она уходит. Что ж, за дело!

Козлы мои! Прекрасен наш союз,

Связующий мое крутое вымя

И вашу жажду! Отворяйте дверь!

(Молчание)

Да чтоб вы сдохли! Отворить, ублюдки!


1-й КОЗЕЛ

Не нравится мне этот голосок.


2-й КОЗЕЛ

Не матушкин.


3-й КОЗЕЛ

Хрипит совсем по-волчьи.


4-й КОЗЕЛ

Иначе наша матушка поет.


5-й КОЗЕЛ

Иначе приговаривает.


6-й КОЗЕЛ

Братья!

Снаружи – волк. Не станем открывать.


ВОЛК

Я на Пиччини, видно, не похож,

Когда пленить их слуха не умею.

Мне посылает небо испытанье:

Завидовать козлиным голосам.

Уходит


КОЗА

Козлятушки, дитятушки, откройте! – и т. д.


1-й КОЗЕЛ

Отворяем, братья.


2-й КОЗЕЛ

Вот это голос матери взаправду.


3-й КОЗЕЛ

Ты знаешь, мать, когда ты отлучилась…


4-й КОЗЕЛ

Явился волк.


5-й КОЗЕЛ

Он нас хотел сожрать.


6-й КОЗЕЛ

Мы не открыли.


КОЗА

Молодцы, козлятки.

Не открывайте никогда чужим,

Чужие песни в сердце не впускайте.

Так пейте ж молоко, а то прокиснет.

Сосите – ты, и ты, и ты, немой.

II

ВОЛК

Кузнец! Кузнец! Дай средство от козлов.


КУЗНЕЦ

Есть у меня один еврей знакомый,

Аптекарь – составляет порошки.

Ни вкуса в них, ни запаха – с травою

Перемешай иль в молоко подсыпь,

И все козлы подохнут в одночасье.


ВОЛК

Так он торгует рядом?


КУЗНЕЦ

Да, и рядом.


ВОЛК

И ты, мерзавец, смел мне предлагать

Козлам вонючим пищу подносить?

Но как же я их буду есть, придурок?

Уж лучше съем тебя, а твой аптекарь

Не доживет до будущей субботы.

Нет, дядя, скуй мне козий голосок.


КУЗНЕЦ

Ку-ку-ку-ю.


ВОЛК

Так куй, а не кукуй.

III

ВОЛК

Козлятушки, дитятушки, откройте! – и т. д.


КОЗЛЫ

Отворяем, братья.


ВОЛК

Когда могущий голод мой

Ведет меня к козлам домой

На их косматые дружины,

И к ним иду, как козопас,

Желанье жирное свинины

Я оставляю про запас.

Что гибелью козлам грозит,

То в сердце радостью сквозит,

От них останутся оглодки,

Я разорву их пополам

И буду жрать до самой глотки.

О, гибель, гибель всем козлам!


КОЗЛЫ

О мать! Мы гибнем, гибнем. Горе нам.

IV

КОЗА

Открыта дверь. Козлят нигде не видно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее