— Можно организовать большую лотерею. Предположим, будет напечатано два миллиона лотерейных билетов. Стоимость — одна копейка за билет. Распространять билеты можно поручить учителям. И право же, они продадут два миллиона билетов: никто не пожалеет заплатить за билет одну копейку. Ну что такое копейка!.. А между тем валовой сбор у нас составит двадцать тысяч рублей! Из этих денег надо будет покрыть расходы по организации лотереи, но останется все же много. И вполне можно будет приступать к делу.
Существовал и третий план открытия крестьянской гимназии, и, по-моему, он больше всех других приходился по душе Василию Васильевичу. По его предположениям, дело должно было обстоять так:
— Надо найти таких учителей (они, несомненно, есть, и найти их можно!), которые согласились бы преподавать в крестьянской гимназии бесплатно. Зимой они работали бы в школе, а с весны вместе с учениками старших классов обрабатывали бы и засевали землю, чтобы обеспечить весь коллектив продуктами питания на следующий год. Это легче всего сделать в Сибири: земли там много, земля плодородная и урожаи, как правило, бывают весьма высокими. Ну конечно, крестьянская гимназия может располагать и некоторыми денежными средствами. Их можно будет время от времени выплачивать учителям, чтобы те могли и обуться, и одеться, и приобрести некоторые необходимые вещи.
Иными словами, Василий Васильевич намерен был создать гимназию-коммуну, в которой крестьянские дети могли бы получать полное среднее образование, такое, как если бы они учились в городских гимназиях.
Василий Васильевич уже пробовал проводить со своими учениками некоторые опыты, находясь еще в начальной школе — где-то в Сибири, недалеко от станции со странным названием Чик.
Из его рассказов нам было известно, как он и его ученики посадили однажды картофель. И так как посадка была произведена по всем правилам агрономической науки, а ребята умело и очень старательно ухаживали за своим картофельным полем, то урожай получился небывалый — гораздо более высокий, чем у местных крестьян.
Отправлялся Свистунов со своими учениками и на заготовку дров, хотя он мог бы купить дрова за школьные деньги. И тут школьники во главе со своим учителем легко справились с этим делом.
Школу-коммуну Василию Васильевичу удалось открыть только в восемнадцатом или даже девятнадцатом году. Но теперь сделать это было значительно легче, чем до революции. Вероятно, Советское государство платило учителям какое ни на есть жалованье. Тем не менее главную тяжесть по содержанию школы несли учащиеся и учителя. Учащиеся убирали классы, мыли полы, топили печи, варили себе еду, заготовляли дрова и делали многое другое. Учащимся помогали учителя, которые, кроме того, вели преподавательскую работу, не считаясь со временем. Так, например, один Василий Васильевич преподавал в школе и физику, и математику, и немецкий язык, и еще что-то. Столь же усердно работала и первая жена Василия Васильевича — Клавдия Ивановна. Однако свистуновская школа-коммуна просуществовала недолго. Какие-то бюрократы из отдела народного образования решили закрыть ее. И закрыли. Причем по совершенно нелепому поводу: мол, школа очень уж необычная, непохожая на другие. Поэтому она якобы портит всю стройную систему народного образования, всю картину его.
Василий Васильевич очень тяжело переживал закрытие своей школы-коммуны…
Последний раз Василий Васильевич был в Глотовке поздней осенью восемнадцатого года. Я в то время работал в Ельне, но на короткий срок приехал в свою деревню, чтобы навестить отца и мать. Тут-то мы и встретились с Василием Васильевичем. У меня даже сложилось впечатление, что он, узнав каким-то образом, что я в Глотовке, приехал вслед за мной специально. Такое с ним иногда бывало: если есть у него немного свободного времени, он вдруг сядет в поезд, приедет в Павлиново, а затем, пройдя пешком двадцать или даже двадцать пять верст, нежданно-негаданно появляется в Глотовке. Пробудет в ней часа два или три, поговорит с кем нужно — и в обратный путь тем же способом, каким прибыл сюда. Все это было вполне в духе Василия Васильевича и вполне под силу ему — человеку чрезвычайно жизнедеятельному, энергичному, непоседливому. Казалось, что он не может просидеть и одной минуты, чтобы чего-либо не делать, чего-либо не предпринимать.
День, когда Василий Васильевич прибыл в Глотовку в последний раз, был солнечный и морозный. Земля основательно подмерзла, и можно было ходить где угодно без опасения попасть в грязь. Поэтому мой нежданный гость, не заходя в избу, сказал мне:
— Пойдем побродим где-нибудь в поле или в лесу.
Придя через поле в ближайший перелесок, мы долго ходили по его опушке то туда, то обратно. Земля была густо усыпана желтой осенней листвой, и листва эта грустно шуршала у нас под ногами.
Мой спутник был угрюм и сердит и никак не походил на того Свистунова, которого я знал раньше, — на человека жизнерадостного, веселого, доброжелательного.