На Ельнинской земле

Так была решена судьба первой моей книжки «Провода в соломе». И когда в двадцать седьмом году она вышла, я не замедлил послать ее В. В. Свистунову. В ответ я получил исключительно хорошее, дружески душевное письмо, в котором был и отзыв о книжке, и выражение любви к тем местам и к тем годам, от которых эта книжка начиналась.

11

В последний раз я встретился с Василием Васильевичем лишь в самом начале сорок восьмого года.

Живой, энергичный, любознательный, Василий Васильевич стремился не туда, где легче, а туда, где трудней и где поэтому он нужней. Только этим и можно объяснить, что, перебывав во многих местах нашей страны, он решил поехать на Север, за Полярный круг, где и учительствовал вместе со своей женой Н. Е. Павловой в поселке Кильдинстрой Мурманской области.

Там в конце сорок седьмого года он заболел, и местные врачи направили его для лечения в Кисловодск.

По дороге туда он остановился в Москве у родственников жены, откуда позвонил мне.

— Еду в Кисловодск, — сказал он, — да вот что-то неважно себя чувствую… Не знаю, как и быть…

Вечером я со знакомым врачом К. А. Щуровым поехал в Замоскворечье к Свистунову. Врач без труда установил, что тот болен весьма серьезно, что у него септический эндокардит, что Кисловодск ему противопоказан, что надо немедленно положить его в больницу.

Так и сделали. Я договорился, с кем было нужно, и Василию Васильевичу было предоставлено место в Ново-Басманной больнице.

Однако для лечения нужен был пенициллин. А где его взять? Производить свой пенициллин мы в то время еще не умели, а купить американский могли в очень ограниченном количестве. Лишь с большим трудом мне удалось достать всего миллион шестьсот тысяч единиц пенициллина. Это немного. Но больше взять было неоткуда…

Больного выписали из больницы в начале мая, и казалось, дела у него поправились. По крайней мере, так говорил он сам, когда я привез его к себе. Мы с ним посидели, поговорили, вспомнили прошлое. И все это было удивительно хорошо. И конечно, мне и в голову не могло прийти, что вижу я Василия Васильевича в последний раз.

А это было именно так: летом от его брата Степана я узнал, что человека, которого я искренне любил, которому я столь многим обязан, который сделал столько добра людям, — этого человека уже нет. Умер он в городе Задонске — на родине своей жены Нилы Евгеньевны Павловой.

А совсем недавно я узнал еще одну подробность, о которой и не подозревал и которая, может быть, лучше всего говорит о том, каким педагогом был В. В. Свистунов, как любил он школу и ребят-школьников.

После Ново-Басманной больницы Нила Евгеньевна писала своему мужу, чтобы тот немедленно ехал в Задонск — отдохнуть от болезни, набраться сил…

«Но, — пишет мне она теперь, — он не послушался». Ему непременно хотелось присутствовать на школьных экзаменах в Кильдинстрое. И в середине мая, несмотря на то, что ему стало хуже, он все-таки приехал в Кильдинстрой.

«Я, — говорит далее в своем письме жена Василия Васильевича, — вызвала из Мурманска хорошего врача и по его совету отправила больного снова в Москву. Там его опять положили в больницу… Я приехала в Москву в середине июня и нашла его в еще худшем состоянии… Он настаивал, чтобы я везла его в Задонск на свежий воздух. Двадцать второго июня я привезла его в Задонск, а двадцать четвертого июля он умер…»

ВОЙНА

1

Весть о начале первой мировой войны пришла в деревню совершенно неожиданно, свалилась как снег на голову в ясный летний день.

Все мои однодеревенцы, а вместе с ними и я, были на работе. Спешили, пока стояла хорошая, солнечная погода, закончить сенокос. А там — через два или три дня — предстояло начать жатву. И все людские помыслы были сосредоточены только на этом.

В моей памяти сохранилась такая деталь: мужики докашивали последние лужки, расположенные в низине на чрезмерно увлажненной земле. Косил и мой отец. А мы с матерью подгребали скошенную траву и носили ее на более высокое, сухое место: там, разбросанная по земле, она высыхала гораздо скорей, чем внизу. И невозможно было даже представить себе, что именно в этот день — день, полный мирных человеческих забот и хлопот, случится то страшное — неотвратимое и непоправимое, — что все-таки случилось.

Во второй половине дня прямо на луг из волостного правления прискакал конный нарочный, вручивший сельскому старосте большой пакет красного цвета.

Через несколько минут все уже знали, что началась война, что на завтра назначена всеобщая мобилизация и что поэтому все мужчины, подлежащие мобилизации, обязаны явиться завтра утром в волостное правление, явиться совершенно готовыми к отправке, со всеми теми вещами, которые им необходимо взять с собой.