На горах (Книга 1, часть 1)

Не может налюбоваться на Дуню Наташа, меньшая Дорониных дочь, но не может и понять, отчего так она волнуется, отчего беспокойно на месте сидит нет-нет, да и вспыхнет вся, ровно маков цвет раскраснеется... Чиста, непорочна Наташа была, сердечных тревог еще не изведала - ее пора еще не пришла. Но Лизавета Зиновьевна, что постарше своей сестрицы была и много поопытнее, кое-что сразу приметила,- не скрылось от взоров ее ничего. С теплым, добрым участьем смотрела она то на таявшего в безмолвье Самоквасова, то на рдевшую от его взглядов Авдотью Марковну. Тихая, ясная, хоть и грустная несколько улыбка скользила по пурпурным устам старшей Дорониной. "Так вот отчего он целое утро у нас про нее одну говорил". Так думала Лизавета Зиновьевна, глядя на Дуню кроткими своими очами.

- А что, Марко Данилыч? Как у вас, примерно сказать, будет насчет тюленьего жиру? - спрашивал между тем Зиновий Алексеич у приятеля, принимая поднесенный ему стакан редкостного лянсина фу-чу-фу.

- А тебе что? - усмехнулся Марко Данилыч.- Закупать не хочешь ли?.. Не советую - дело по нонешним временам бросовое.

- Стану я на новы дела метаться!..- степенно вскликнул Доронин.- И заведенными остаемся, славе богу, довольны.

- Так что ж тебе за дело до тюленя? - пристально посмотрев на приятеля, спросил Марко Данилыч.

- Человек у меня есть. Для него спрашиваю,- ответил Доронин, смотря на что-то в окошко.

- Что за человечек такой? - прищуря глаза, спросил Смолокуров.

- Человек хороший,- молвил Зиновий Алексеич.- На Низу у него многонько-таки этого тюленьего жиру. И рыбий есть - топил из бешенки... Да делишки-то у него маленько теперь позамялись - до сей поры не весь еще товар на баржи погружен. Разве, разве к рождеству богородицы прибудет сюда.

Не очень бы, казалось, занятен был девицам разговор про тюлений жир, но две из них смутились: Дуня оттого, что нечаянно взглядами с Самоквасовым встретилась, Лизавета Зиновьевна - кто ее знает с чего. Сидела она, наклонившись над прошивками Дуниной работы, и вдруг во весь стан выпрямилась. Широко раскрытыми голубыми глазами с незаметной для других мольбой посмотрела она на отца.

- Не след бы мне про тюлений-от жир тебе рассказывать,- сказал Марко Данилыч,- у самого этого треклятого товару целая баржа на Гребновской стоит. Да уж так и быть, ради милого дружка и сережка из ушка. Желаешь знать напрямик, по правде, то есть по чистой совести?.. Так вот что скажу: от тюленя, чтоб ему дохнуть! прибытки не прытки. Самое распоследнее дело... Плюнуть на него не стоит - вот оно что.

Лизавета Зиновьевна вдруг схватила из рук сестры зонтик и стала то открывать, то закрывать его.

Чуть-чуть покачал головой Зиновий Алексеич н крякнув с досады, крикнул жене в соседнюю комнату:

- Татьяна Андревна! А Татьяна Андревна! Подь-ка сюда на словечко.

Медленно встала со стула Татьяна Андревна, к дверям подошла, стала в них и пытливыми глазами посмотрела на мужа.

- Слышь, что Марк-от Данилыч сказал? - молвил Доронин.- Тюлень-от, слышь, плевка ноне не стоит... Вот оно что!..

На миг, на один только миг, сверкнули искры в очах Татьяны Андревны и дрогнули губы. Пригорюнилась она и тихим, чуть слышным голосом покорно промолвила:

- Власть господня!

И затем тихою поступью пошла к Дарье Сергевне, остановившейся на какой-то кулебяке с рыбой и гречневой кашей. Закусив нижнюю губку, чуть удерживая слезы, Лизавета Зиновьевна за матерью пошла.

- Да,- продолжал Смолокуров,- этот тюлень теперича самое последнее дело. Не рад, что и польстился на такую дрянь - всего только третий год стал им займоваться... Смолоду у меня не лежало сердце к этому промыслу. Знаешь ведь, что от этого от самого тюленя брательнику моему, царство ему небесное, кончина приключилась: в море потоп...

В соседней горнице стук послышался. Чайную чашку выронила из рук Дарья Сергевна, и та разбилась вдребезги.

- Колотите больше,- усмехнулся Марко Данилыч.- Это, говорят, на счастье. Ни слова не ответила Дарья Сергевна.

- Уж как мне противен был этот тюлень,- продолжал свое Смолокуров.Говорить даже про него не люблю, а вот поди ж ты тут - пустился на него... Орошин, дуй его горой, соблазнил... Смутил, пес... И вот теперь по его милости совсем я завязался. Не поверишь, Зиновий Алексеич, как не рад я тюленьему промыслу, пропадай оно совсем!.. Убытки одни... Рыба - дело иное: к Успеньеву дню расторгуемся, надо думать, а с тюленем до самой последней поры придется руки сложивши сидеть. И то половины с рук не сойдет.

- Отчего ж это так? - спросил Зиновий Алексеич.

- Новый тариф!..- с досадой ответил Марко Данилыч. - Какое ж в новом тарифе может быть касательство до тюленьего жира? Не из чужих краев его везут; свое добро, российское.