На горах (Книга 1, часть 1)

- Свое-то свое, да ведь не с кашей его есть,- молвил Марко Данилыч.- На ситцевы фабрики жир-от идет, в краску, а с этим тарифом,- чтоб тем, кто писал его, ни дна, ни покрышки,- того и гляди, что наполовину фабрик закроется. К тому ж ноне и хлопку что-то мало в Петербург привезли, а это тюленьему жиру тоже большая вреда... Потому, куда ж его денешь, как не на ситцевы фабрики? На мыло думаешь?.. Так немца какого-то, пес его знает, бес угораздил какую-то кислоту олеинову выдумать... От стеариновых свечей остается; на выброс бы ее следовало, а немцы, бесовы дети, мыло стали из нее варить. А допрежь тюлений жир на мыло много требовался. От эвтих от самых причин в нонешнем году его и подкузьмило. Того и гляди, весь на руках останется... Понял? В коммерции-то ведь каждая вещь одна за другую цепляется, одна другой держится. Все едино, что часы,- попорть одно колесико, все станут.

- Да, поди-ка вот тут! - думчиво молвил Доронин.

- Во всем так, друг любезный, Зиновий Алексеич, во всем, до чего ни коснись,- продолжал Смолокуров.- Вечор под Главным домом повстречался я с купцом из Сундучного ряда. Здешний торговец, недальний, от Старого Макарья. Что, спрашиваю, как ваши промысла? "Какие, говорит, наши промысла, убыток один, дело хоть брось". Как так? - спрашиваю. "Да вот, говорит, в Китае не то война, не то бунт поднялся, шут их знает, а нашему брату - хоть голову в петлю клади".

- Какое же касательство может быть Китаю до сундучников? - с удивленьем и почти с недоверьем, спросил Зиновий Алексеич.- Пущай бы их там себе воевали на здоровье, нам-то какое тут дело?

- То-то вот и есть...- молвил Смолокуров.- Вот оно что означает коммерция-то. Сундуки-то к киргизам идут и дальше за ихние степи, к тем народам, что китайцу подвластны. Как пошла у них там завороха, сундуков-то им и не надо. От войны, известно дело, одно разоренье, в сундуки-то чего тогда станешь класть?.. Вот поди и распутывай дела, в Китае дерутся, а у Старого Макарья "караул" кричат. Вот оно что такое коммерция означает!

- Значит, плохо будет тюленю? - маленько помолчав, еще раз спросил Зиновий Алексеич.

- Плохо,- отозвался Марко Данилыч.- Хоть бы господь привел бы на двадцать на четыре месяца, и то бы слава богу...

Сморщился Доронин и смолк. Кинул он мимолетный взгляд на вышедшую от Дарьи Сергевны дочь, и заботливое беспокойство отразилось в глазах его. Не подходя к дивану, где сидели Дуня с Наташей, Лизавета Зиновьевна подошла к раскрытому окну и, глаз не сводя, стала смотреть на волжские струи и темно-синюю даль заволжских лесов...

- А много ль жиру-то у твоего знакомца? - немного помолчав, спросил у Доронина Марко Данилыч.

- Баржи на три... Почти весь капитал усадил,- ответил Доронин.

- Плохо,- молвил Марко Данилыч.- Здорово не выдерется... Да кто таков? Я промышленников всех знаю, и рыбных и тюленьих.

- Маркелов Никита Федорыч, саратовский,- ответил Доронин.

- Молоденький-от? Что в кургузом-то сюртучишке стал щеголять? Ровно собаки у него полы-то обгрызли? - отозвался Марко Данилыч.- Дрянцо! Ветрогон! С ног до головы никуда не годится! К тому же и в вере не крепок - повелся с колонистами, с нехристью дружбу завел, богоборную их веру похваляет... Не больно знаю его, да и знать не имею желания... Родителя его, Федора Меркулыча, знал достаточно, иной год соседями по ватагам бывали, в Юсуповских водах (Юсуповские воды находятся в Поморье, от Синего Морца к северу. Они обыкновенно сдаются на откуп участками.) участки рядом снимали. Обстоятельный был человек, благочестивый, к истинной, старой, значит, вере большую ревность имел. И деды были таковы же и прадеды. Со дней Никонова гоненья до дня блаженной кончины Федора Меркулыча у них в доме канонницы на един час не переводились, негасимую по усопшим читали, божественные службы правили. И священство древлего благочестия у Меркуловых в доме завсегда пребывало. Преисполнен был дом благочестия, а вот какому блудному сыну достался он! Да еще блудному нераскаянному! Чем бы святые, древлеписанные иконы сбирать, смехотворные картины да языческих богов изображения скупает! Чем бы хорошие книги покупать, он - скоморошные, нечестивые, богоотметные!.. Совсем пропащий человек!

Быстро откинулась от окна Лизавета Зиновьевна. Лицо ее пылало, ярым блеском глаза загорелись. Гневно окинув очами Марка Данилыча, строго, спокойно, молча прошла она к Дарье Сергевне.

- Да, Федор Меркулыч человек был мудрый и благочестивый,- продолжал Смолокуров.- Оттого и тюленём не займовался, опричь рыбы никогда ничего не лавливал. И бешенку на жир не топил, "грешно, говорил, таку погань в народ пускать, для того что вкушать ее не показано..." Сынок-от не в батюшку пошел. В тюленя весь капитал засадить... Умно, неча сказать... Променял шило на свайку... Нет, дружище, ежели и вперед он так пойдет, так, едучи в лодке, пуще, чем в бане, угорит.

- А как по-твоему? Можно поправить его дела? - спросил Зиновий Алексеич.